ДОБРОВОЛЕЦ

/По журналу «Тайм» Авг. 1955 г. /

В августе 1945 г. рухнула японская мечта об Империи. Теперь это ост­ровное государство в 88 миллионов жителей лелеет новую мечту — остаться нейтральным в «холодной войне, волны которой бьются о её берега.

В этом месяце исполняется десять лет с того времени, как союзники загнали японцев обратно на их скудные острова и запретили им когда — либо вновь вооружаться. Оккупированная впервые за все время своей тысячелетней истории, Япония склонилась перед последствиями поражения и с жадностью ухватилась за тот вид власти, который появился вслед за американским ли­нейным кораблем «Миссури».

Три года тому назад Запад с раскаянием изменил курс своей политики, возвратил японцам их независимость и позволил им вновь вооружиться и при­соединиться к обороне против коммунизма. На что же стала похожа Япония через десять эти лет, и куда она идет? В настоящее время Япония представ­ляет собою нацию, подобной которой нет больше во всем мире. Таинственная алхимия исторического процесса произвела на свет замечательную смесь Вос­тока и Запада и, вместе с тем, очаг противоречий. Гордость прежнего вели­чия со стыдом сталкивается с тем, как неудачно этот короткий период вели­чия был использован. Претензии на будущее сталкиваются с недостаточностью средств для их достижения. 88 миллионов людей, исполненных необыкновенной энергии и изобретательности, вынуждены бороться за существование на пло­щади страны, могущей лишь только скудно вознаградить самого прилежного труженика.

Десять последних лет существования Японии наложили на неё несмывае­мую печать американской оккупации. Небо Токио, окрашенное в мягкие тона старинной гравюры, пронзено острием одной из самых высоких радио — мачт во всей Азии. Императорские сосны продолжают стоять, как они стояли веками, возле выветренных стен императорских дворцов, но они постепенно умирают от копоти Токио ХХ-го века. На расстоянии нескольких кварталов от них ко­соглазые хористки твердят западные мотивы с сияющих неоновыми огнями ба­рах и кабарэ.

В столице, как и в дымных промышленных городах юга, ничто так не ре­жет глаз, как уродство противоречий. Широко раскинувшееся Токио, третий по величине город в мире с 7, 8 миллионами населения — это нервно сотрясаю­щаяся центрифуга из электрических поездов и трамваев, самоубийственно не­сущихся таксомоторов /их так и называют «Камиказе такси»/, хрипящих мотоцик­лов и нагруженных бамбуком ручных тележек; толпы народа с беспечной торо­пливостью спешат вдоль улиц; рекламные воздушные шары висят в воздухе над новыми зданиями контор из металла и стекла; десять тысяч маленьких шатких фабричек выбрасывают клубы дыма и производят целый потоп товаров — тонкие ткани, электрические приборы, части самолетов, водоросли для еды и косме­тику из соловьиного помета для гейш.

Подобно косметике, многие из обычаев победителей проложили себе до­рогу и среди побежденных. Тысячи людей тратят деньги на игральных машинах; прически Одри Хепберн приводят всех в исступление /валовой доход американ­ских фильмов составил в прошлом году в Японии 24 миллиона долларов/: «ш — бум. ш — бум.» льется изо всех радиоаппаратов, и одновременно появилось не менее трех королей танца «Мамбо».

Но это только одна сторона японской жизни. Стенографистка, бегущая домой на высоких каблуках и в западном платье, торопится домой, где ее, может быть, ждет традиционный урок расстановки цветов; мужчина, про­кладывающий себе локтями дорогу к лифту, может быть, через несколько мгно­вений склонится в церемонном поклоне перед встречным знакомым; скроенный на европейский лад делец возвратится вечером в строгий и простой дом из дерева и бумаги, снимет у входа обувь, наденет кимоно и покинет западный мир до завтрашнего утра.

Западный и восточный образы жизни существуют плечом к плечу, они незаметно сменяются один другим, но они никогда не сливаются воедино. Не­когда богоподобный император теперь только конституционный монарх без вся­кой власти. Земельная реформа рассредоточила земельную собственность меж­ду крестьянами: в этом году только еще 1, 2 миллиона акров остаются в руках помещиков, по сравнению с 6 — миллионами в 1945 г. Распространение народно­го образования еще более усилило систему просвещения, которая уже до вой­ны подняло грамотность до 97%. Женщины получили избирательные права и пользуются ими в согласии с желанием своих мужей.

Однако, влияние оккупантов, в действительности, значительно меньше, чем это было предусмотрено. Небольшая группа семейных трестов, владевшая японской торговлей, промышленностью и банками, понемногу возвратилась к власти, ибо американцы поняли, что без этих трестов Япония лишилась бы всякой базы для своей послевоенной экономики. Введенная ген. Мак-Артуром конституция продолжает быть основным законом, на основании которого функ­ционирует правительство, но она подвержена «разъяснениям». Есть многое, от чего японцы хотели бы отделаться, но они не могут этого сделать, не имея возможности удержаться на поверхности без поддержки США.

Стало традицией, что Япония нуждается в пособничестве других куль­тур. Четырнадцать веков тому назад японцы позаимствовали многое у своих со­седей по Азии. Они взяли письмо и искусство от Китая, просвещенные нравы от Кореи, этику у Конфуция и религию у Будды. Затем, сто лет тому назад, когда комендор Перри проложил себе путь в гавань Урага, Япония начала за­имствовать навыки своего нового образа жизни у Запада, впитывая в себя все те европейские понятия, изобретения, технику и обычаи, которые она могла вместить. За 70 лет, являющихся примером самого замечательного пере­рождения в истории человечества, Япония превратилась в современную миро­вую державу и в первую — и единственную промышленную страну Востока.

Промышленная революция принесла японцам металлургические фабрики и заводы; в Англии она заимствовала парламент, у латинских народов шумную систему внутренней политической жизни, а у американцев умение обходить недостатки этой системы. Новая японская армия была создана по образцу гер­манской, а флот по образцу британского. Удачный пример Англии убедил японцев в том, что бедная островная нация имеет право на создание империи и может найти в этом воплощение своей судьбы. И все это взлетело в воздух в 1945 году.

Суровая и скудная страна, Япония оказалась на развалинах своей империи. Она не в состоянии сама себя прокормить и не может снабжать свои фабрики сырьем. Её население возрастает на один миллион в год, но из общей площади страны, меньшей чем Калифорния, только 17% пригодны для земледелия Земля там настолько драгоценна, что могилы ограничены двумя квадратными футами /в Японии введена почти всеобщая кремация/. Фабрики и их машины давно и в значительной степени устарели. Не хватает достаточного количества работы для всех, хотя на многих местах работают двое, там, где можно было бы обойтись одним.

Расходы по производству и зарплата так возрасли, что Япония уже не может конкурировать с ценами мирового рынка. Некоторые из прежних клиентов, как Индонезия, Бурма и Филиппины еще не настолько забыли времена японской оккупации, чтобы стремиться к новым торговым взаимоотношениям. 2-ая Мировая война отняла насильно захваченные рынки в Кореи, в Манчьжурии и на Формозе, а «холодная» война закрыла двери для торговли с Китаем.

«Экспортируй или умри» — с давних пор был японским девизом. В то время как японские политики и дельцы должны были бы призывать к жертвам, для того чтобы подготовить возможности для развития экспорта, они тратил, время и средства на бесконтрольные займы и щедрые государственные субси­дии, уменьшали налоги с политической целью и потворствовали продажности. Всего лишь год тому назад страна обратилась к дисциплине и самоотречению, которые давно были необходимы. Япония нуждается, по крайней мере, в таком же самоограничении, какое было проведено в Англии и Зап. Германии, и в руководителе, который так бы затянул пояс ей, чтобы согнул позвоночный столб нации.