Посвящается великому оратору, создателю русского судебного красноречия.
Блестящий офицер гвардейской кавалерии в Петербурге совершил растрату.
Министр юстиции Муравьев а целях устранения давления на суд со стороны сфер и петербурского общества перенес дело слушанием из Петербурга в один из глухих провинциальных Окружных судов, который в выездной сессии в заштатном городке и заслушал это дело.
Защищал обвиняемого Плевако. Состав присяжных заседателей был очень серый: местные купцы третьей гильдии, крестьяне, учитель чистописания в местной прогимназии и т.п.
Положение Плевако перед этой аудиторией было весьма затруднительно, так как объяснить драму гвардейского офицера, к тому же титулованной фамилии, не обладающего достаточными средствами, но обязанного поддерживать широкий образ жизни среди товарищей по полку — было невозможно.
Передаем рассказ одного из присяжных заседателей.
Когда наступило время речей, молодой человек приятной наружности — товарищ прокурора, с легким полупоклоном начал так:
«Господа судьи и господа присяжные заседатели! Как вы изволили слышать бухгалтерская критическая экспертиза вполне объективно констатировала факт фальсификации бухгалтерских записей и как презумпцию — говоря мягко — мифического сальдо.
Впрочем, помимо этого бухгалтерского анализа можно вполне конкретно пред! ставить себе ситуацию, когда обвиняемый вел трен жизни сверх его потенциальных финансовых возможностей, что априори и постулировало совершенный им деликт, подлежащий вашему рассмотрению.»
Мне, как интеллигентному человеку, очень понравилось это эффектное вступление прокурора. Видно, что человек с образованием. Я в это время сам был преподавателем каллиграфии в местное прогимназии и ввел, между прочим, как обязательный предмет для учеников чистописание иностранных алфавитов, в том числе украинского.
Но присяжные заседатели из мужичков почему то стали, после вступления прокурора, почесывать кто бороду, а кто голову всей пятерней…
«Наука уголовного права или криминология, продолжал прокурор, изучающая как субъект преступления, так и, объект преступных действий и суммируя в свете научных познаний многочисленные статистические данные в этой сфере и изучая также движущие психологические моменты приходит к синтезу, невзирая на различие криминологических школ, как антропологов, социологов и классиков, — приходит к синтезу с одной стороны об сознательном умысле, а с другой — к учению об аффекте, имеющем подчас патологические признаки»…
Каким красноречием обладает этот человек, подумал я, и мне стало даже завидно и досадно на себя. Но мужики стали кряхтеть, вздыхать или зевать, закрывая рот рукой, а у одного поднялась икота. Наш старшина купец Четвериков достал из заднего кармана длиннополого сюртука клетчатый платок и стал вытирать им лицо и шею за воротником рубашки :»дюже понатужился, чтобы понять»- шепнул он мне. «Тут все совершенно ясно», ответил я. «Что же с него взять, подумал я, — невежественный человек!»
Прокурор продолжал: » В судебной практике случаются казусы и нередко, что субъект преступления под влиянием психологического аффекта вонзает нож в жертву, но он сам получил перед этим душевную травму в виде тяжелого личного оскорбления — например, — и действия его являются поэтому так сказать сатисфакцией! Но есть и длящиеся, перманентные преступления с заранее обдуманным умыслом, так сказать квалифицированные деликты. К таким относится предложенная вашему вниманию коллизия».. Прокурор налил стакан воды и сделал несколько глотков, чтобы освежить голос.
«Обвиняемый совершил присвоение казенных денег. Ему неофициально был предложен срок для погашения. Он не погасил. Назначен второй срок! Тоже! Наконец третий срок! И в третий срок тоже! В результате арест его имущества и продажа в том числе весьма ценной лошади, с которой он не хотел расстаться добровольно.
Вы представляете себе г.г. приемные заседатели картину: из-за леса, из-за гор подымается утреннее солнышко и освещает нашу землю. Рабочий люд идет на работу, крестьяне спешат на поля, купцы отворяют свои лавки… А он? Он отсрАчивает с уплатой! Наступает полдень, люди пользуются заслуженным отдыхом и подкрепляют себя пищей. А он? ПросрАчивает и просрАчивает!
Наконец, солнце склоняется к горизонту: люди бросают работу и идут наслаждаться желанным покоем с сознанием полезной работы, совершенной для общества! он? Он просрАчивает, просрАчивает и просрАчивает!»
Председатель Суда еще совсем молодой — лет на 35 — красивый благообразий блондин с фигурой и наружностью Скобелева: борода на две стороны, — взял дело в руки, заслонил им свое лицо. Оба члена суда углубились в чтение каких-то бумаг. Секретарь, отвернувшись в сторону, никак не мог удержать своего кашля.
«Вы хотите сказать, господин товарищ прокурора, что обвиняемый просрочил се сроки», спросил председатель Суда с улыбкой.
«Вы совершенно правильно изволили заметить, господин председатель, я имел честь указать суду и г.г присяжным заседателям, что это перманентное преступление, что оно не может быть отнесено к привилегированным дилектам, т к. носит квалифицированный характер.»
«Благодарю вас за разъяснение — ответил председатель, — так как я понял ас сначала несколько иначе… Продолжайте пожалуйста.»
Прокурор говорил должно быть не меньше часа, и требовал наказания по сей строгости закона. После чего председатель объявил перерыв на 10 минут. Этот товарищ прокурора после настоящего процесса был переведен на бессловесную работу в камеру Прокурора для составления обвинительных актов по материалам следователей./
Мы удалились в совещательную комнату. Помолчав, старшина сказал: «Меня аж пот прошибло, все по ученому объясняет, потому им наука в руки дана, на том и поставлены.»
«Дюже круто поворачивает, как бы не перевернул воз,» услышал я реплику.
«Позвольте, господа, сказал я, ведь надо же понять, что это юрист и видимо весьма образованный юрист.»
«У нас в деревне был один: у кого что пропало, значит ен, амбар подломали, не иначе как ен, курей с нашеста сняли — опять евойная же работа, пропащий человек был, что украдет, то и пропьет в трактире, одним словом юрист был на все руки… Ноне в остроге сидит.»
«Лошадь то у него значет увели, продали»- сказал один глубокомысленно.
Нас пригласили в зал заседания. Подошло время речи Плевако.
Вся публика напрягла слух и вытянула шеи. Но я не ожидал эффектной речи и даже более того — предвидел провал, после блестящей речи прокурора. Я был несколько шокирован и удивлен поведением Плевако на процессе: он ни разу не притронулся к карандашу и бумаге, не раскрыл своего портфеля, не делал никаких справок в своде законов, не отвел ни одного присяжного заседателя, в то время как прокурор вычеркнул троих, что по закону разрешается и защитнику. Он не задал никому ни одного вопроса, в то время как прокурор так сыпал вопрос за вопросом.
«Вот так знаменитость», подумал я, «сидит и молчит.»
Была суббота и уже завечерело. На стенах зажгли лампы. Зал нашего город- кого собрания был «под завязку»: полным полно.
«Слово предоставляется присяжному поверенному г-ну Плевако, объявил председательствующий.
Плевако вышел из-за своего стола вперед, посмотрел на свои карманные часы и молча поклонился суду. Состав суда также ответил ему поклоном. Плевако начал говорить очень медленно:
«Среди вас, господа присяжные заседатели, я вижу по обличию вашему представителей местного именитого купечества. Я привез зам поклон от матушки Москвы», сказал он и поклонился купцам. — Также вижу я среди вас и крестьян хлебопашцев, тружеников на земле, поильцев и кормильцев наших… Низко вам кланяюсь от лица земли русской. Вижу я и представителей интеллигенции: вы воспитываете наше подрастающее поколение — низко вам кланяюсь.»
Купцы, получив поклон от матушки Москвы, разгладили свои бороды, просияли и, привстав, также поклонились.
Крестьяне, не ожидав такого приветствия, как-то задвигались и заерзали на своих местах и, встав один за другим, поклонились в пояс и сев на место, отряхнули волосы. Я также ответил, конечно, поклоном, сознавая свое достоинство, отмеченное Федором Никифоровичем.
Плевако опять достал часы и посмотрел время.
Должно быть он рассчитывает для речи часа на два», подумал я.
«Господь Бог послал 12 апостолов проповедовать на земле свое слово любви и прощения и дал им власть вязать и разрешать… Вас тоже 12-ть и вам дано право, возвысив голос сказал он, — Государем Императором и законом осуждать преступления, а также прощать грех, если по совести своей вы не можете осудить человека… Не убивец, не конокрад этот человек, но совершил грех».
И почти про себя, как-то задумчиво, добавил едва слышно:»Кто Богу не грешен, кто Царю не виноват?!»
«Вы совершаете великое дело правосудия человеческого, дело справедливости, но вместе с тем и милости… Сейчас заблаговестят ко всенощной, а вы удалитесь в совещательную комнату и через несколько минут вынесете свой приговор… В эти минуты вашего раздумья над судьбой и жизнью человека, в храме будут вожжены свечи, благоухать кадило и будут звучать дивные песнопения и молитвы о любви и прощении…»
В это время ударил и загудел колокол в местном соборе и мягкий, бархатистый, но очень густой звук наполнил и всколыхнул залу…Федор Никифорович замолчал и перекрестил грудь широким крестом. Присяжные заседатели, привстав с мест, также осенили, себя истовым крестным знамением. В публике раздался общий вздох и затем наступила торжественная тишина. В этом безмолвии в плохо освещенной зале прозвучал очень красивый, чарующий голос Плевако:
«Прошу вас г.г. присяжные заседатели, отпустите грех этому человеку, ибо один Бог без греха, правда Твоя правда во веки и слово Твое истино есть! Сколько раз вы слышали в храме эти божественные слова? Сколько раз вы слышали проповедь о любви и прощении и причту о блудном сыне?! Вспомните их и поступите по слову Божию».
В это время колокол загудел второй раз.
«Я прошу также вас, г.г. присяжные заседатели, оправдав этого раскаявшегося перед вами грешника, пойти вместе со мной и помолиться в храме, чтобы Господь Бог дал сил и крепости этому ныне безлошадному человеку стать вновь, после пережитого позора на честную и праведную жизнь… В этой молитве вы получите благость, душевный покой и уверенность, что вы не совершили злого дела. К вынесению приговора со страхом Божиим и верой приступите».
Загудел третий удар колокола и всем как-то стало очевидно и ясно, что подсудимый уже оправдан. И в зале стало как-то радостно и даже светлее, будто пролетел добрый ангел и осенил человеческие души»…
Товарищ прокурора, который в начале речи Плевако ехидно улыбался и что то записывал, бросил карандаш и затем отказался от реплики.
Председатель сказал нам краткое напутственное слова. Мы удалились в совещательную комнату.
«Ну как рассудим дело, господа честные?» — спросил старшина.
«Видите ли, г.г. присяжные заседатели, — сказал я, судить очень трудно, т.( к. г-н Плевако ничего не сказал про экспертизу, не указал на психологическую сторону и вообще не анализировал существа дела».
«А какое тебе существо нужно? Обезлошадили человека, а теперь судить? Без существа остался, не при чем жить!»
«Коня то увели со двора, что же он теперь пешой делать будет?»
«Это вроде как у нашего Пантелея: кобылу увели, он и запил горемычный, а потом и руки наложил на себя, на вожжах удавился»…
«Видно, что прокурор дело то просрАчил», сказал один ехидный мужичишка.
«А ему что? Лишь бы отбыть свое, на то он и поставлен: обвиноватить человека. Мели, Емеля, твоя неделя!»
«Что же мы хоть и не образованные, а человек с Москвы приехал с низким поклоном, а мы в его шапку накладем: вези, мол, наше добро, покажи в Москве! «
«С кем не бывает? Правильно сказано: один Бог без. греха!» Нельзя безлошадного человека судить!»
«Человек то он видно хороший был, да склизнулся, а хорошего человека не справишь тюрьмой, его надо добром поддержать…
«Беда то в том, что денежки то казенные.»
«Казна не обеднеет, подождет, а он работать будет-отдаст, а в тюрьму посадить один убыток: ни себе, ни людям.»
«Правильно Плевакин сказал: мы как 12-ть апостолов дело должны по совести решать со страхом Божиим, по любви должны рассудить… «Чего же человека губить: ни убивец, ни конокрад, ни поджигатель какой, что польстился на деньги, за то ему и позора всенародного довольно.» «А кто на деньги не жаден?»
«Этот человек, что белая грудь нараспашку, душевно сказал истинную, божественную премудрость. Что же мы нехристи какие: загубим человека за что? За деньги? А потом в церкву пойдем да свечи ставить будем, грех свой замаливать, простить надо человека, да помолиться о его душе.»
«По Христовой вере надо поступать, в Евангелии сказано, как человек человека должон понимать в любви и прощении. Грех да беда на ком не живет?»
«Сегодня мы братцы услышали, как голос с небес, я так понимаю притчу о блудном сыне самолично увидели и истинные словеса Христовы услышали».
«Чего же еще надо? Покаялся человек принародно, смотри сколько миру слушало, не мы одни, тоже не сладко ему из князи да в грязи!»
«Не виноват и шабаш!»
«Пиши не виноват!»
А ямщик с нашей почтовой станции, подпоясанный цветным кушаком, встал, перекрестился и прочел: » Отче наш… Хлебушка наш насущный дай каждому днесь, стави нам долги наши, як мы оставляем должником нашим…» Он перекрестился еще раз и сказал: «Не введи нас во искушение.» А затем почему то взглянув на меня, закончил: «Но избави нас от лукавого. Аминь.»
Это он должно быть посмотрел на меня потому, что я как-то поставил его сыну двойку за поведение.
Эта речь Ф. Н. Плевако нигде не помещена в сборнике его судебных речей, во-первых ввиду ее краткости, а во-вторых потому, что при разборе дела в зале суда не было корреспондента, который ее воспроизвел бы. Сам же Федор Никифорович упустил это сделать.
РИНО
«Русская Жизнь», № 3747
Оцените статью! Нам важно ваше мнение
(Вы еще не оценивали)
Loading ...Другие статьи "Добровольца":
- ТРИ СУДА (продолжение, №29) — ГОРЧИЦА
- ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ПОГИБШИМ ОТ РУКИ ПАЛАЧЕЙ РОССИИ
- ПРЕДТЕЧИ КАТЫНА (Окончание). — ГОРЧИЦА
- ПАМЯТИ СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧА МЕЛЬГУНОВА
- В ЧАСЫ ХРИСТОВА ВОСКРЕСЕНИЯ
Автор: "Русская Жизнь"
Loading ...