ДРОЗДОВЦЕВ ПОСЛЕДНИЙ КОМАНДИР. — Г. Орлов

"Доброволец" » №55 » ДРОЗДОВЦЕВ ПОСЛЕДНИЙ КОМАНДИР. — Г. Орлов

ДРОЗДОВЦЕВ ПОСЛЕДНИЙ КОМАНДИР. — Г. Орлов

Смерть бывшего начальника Дроздовской стрелковой дивизии генерала Антона Васильевича Туркула не могла не потрясти своей неожиданностью и не отозваться горестно и тяжело в сердцах всех дроздовцев и тех русских людей, кто читал и слышал об его героической службе России в рядах Императорской Российской и Добровольческой армий период вооруженной борьбы за честь и свободу нашей родины.

Его неукротимый дух, мужественный облик, выносливый организм как бы свидетельствовали о том, что жизнь его могла бы быть сохранена на более долгий срок, быть может до более сложных времен, но неумолимая судьба решила иначе и смерть, постоянно витавшая над ним в пылу сражений — он был ранен 4 раза в Первую мировую войну и 5 раз в Белой армии — протянула к нему уже теперь и так внезапно свою руку.

Летом текущего года генерал, по временам страдавший от болезни печени, начал ощущать иные недомогания, терял в весе, у него появилась тошнота. В связи с этим он лег в клинику в Мюнхене, где и проживал последнее время, на исследование. Профессор указал на необходимость скорейшей операции, с чем больной сразу же и согласился. После произведенной 16 августа и продолжавшейся три с половиной часа операции наступило на короткое время некоторое облегчение. Генерал как до нее, так и после сохранял бодрое настроение и шутил по временам, хотя по заявлениям врачей первые шесть дней после хирургического вмешательства в столь серьезной форме считались для жизни весьма опасными.

У его постели в клинике бессменно находилась любящая супруга Александра Федоровна и в последние дни иеромонах о. Корнилий, бывший белый офицер, а позже в эмиграции горный инженер в Чехии. Из рук архиепископа Александра больной принял св. причастие. В воскресенье 18 августа генерал вдруг после полудня перестал узнавать его окружавших и впал в забытье. Сознание уже больше к нему не вернулось и десять минут первого в ночь с понедельника 19 августа на вторник 20 того же месяца его не стало.

Древние христиане учили, что Бог свершает свое дело, когда силы человека подходят к концу. То напряжение физических и душевных сил, те непрерывные усилия, которые пришлось проявлять покойному в грозные годы существования нашей родины во время борьбы за нее на полях сражений, не могли не сказаться, они подкосили с возрастом его силы, которые и подошли к концу, когда организму пришлось бороться с болезнью и последствиями операции.

23 августа на кладбище Вестфридхоф в Мюнхене состоялось торжественное отпевание при большом числе, пришедших отдать последний долг усопшему, русских эмигрантов, оставивших родину в разные сроки, а также представителей различных организаций и союзов. Почетный караул у гроба несли также и новейшие эмигранты. Посвященные памяти покойного напутственные слова были сказаны архиепископом Александром и иеромонахом о. Корнилием. Гроб, на крышке которого находились малиновая дроздовская фуражка и шашка генерала, вместе с венками и возложенными на него в большом количестве цветами, был временно помещен в склеп до перевоза тела во Францию и предания земле на дроздовском участке кладбища С.Женевьев де Буа в окрестностях Парижа.

Тело почившего, в сопровождении двух стрелков 1-го батальона 1-го Дроздовского полка, прибыло из Германии в Париж в четверг 12 сентября и с соблюдением воинских почестей было установлено в гробу на катафалк в кафедральном Александро-Невском соборе в тот же день вечером. 14 сентября была в соборе отслужена торжественная заупокойная литургия и после нее панихида при большом числе молящихся и пришедших почтить память последнего начальника Дроздовской дивизии. Венки и цветы заполнили весь амвон, причем часть их оставалась в притворе. Из них выделялись четыре бело-малиновых венка от всех четырех полков Дроздовской дивизии, венок от частей 1-го армейского корпуса и венок от Общества Галиполийцев. На крышке гроба, покрытого русским национальным трехцветным флагом, находились Георгиевское оружие, подушка с орденами покойного генерала и Дроздовская фуражка.

Во время литургии почетный караул у гроба несли посменно: начальник Русского Обще-воинского Союза ген. фон Лампе, ген. Писарев, командовавший в последний период вооруженной борьбы в Крыму 1-м арм. корпусом, ген. Оприц, ген. Донского Войска Позднышев, полковник Протасович, Горбач, Бояринцев, Нилов, Щавинский, Колтышев, есаул Туроверов и офицеры-дроздовцы. Отдать последний долг покойному пришли, кроме представителей четырех основных, так называемых «цветных» дивизий Добровольческого корпуса — Марковской, Корниловской, Дроздовской и Алексеевской, — также чины конных полков, казаки всех войск, представители организаций и просто русские люди, пожелавшие в лице покойного почтить Добровольческую армию, одну из доблестных дивизий которой водил в бой во время Белой борьбы ген. Туркул.

Настоятель собора протоиерей о. Г. Ломако, совершавший заупокойную службу в сослужении пяти священников и двух диаконов, охарактеризовал ген. Туркула как бесстрашного героя и истинного христианина и напомнил при этом, что ему пришлось в России хоронить первого начальника нашей дивизии ген. Дроздовского. После Литургии была отслужена торжественная панихида, во время которой к гробу было вынесено знамя 1-го Дроздовского полка, склонившееся при пении «вечной памяти» над останками последнего начальника дивизии. После прощания с покойным на кладбище С.Женевьев де Буа, где состоялось предание тела земле, выехало из собора более 200 провожавших генерала на его последнем пути лиц.

Там на Дроздовском участке над опущенным в могилу гробом в последний раз склонилось снова знамя полка. Вдова генерала Туркула, Александра Федоровна приезжавшая из Мюнхена и присутствовавшая на этих торжественных похоронах, способствовала выполнению воли покойного, завещавшего найти последнее упокоение среди своих соратников-дроздовцев.

Прах генерала Дроздовского был перевезен в свое время при оставлении нашими войсками Кубани в марте 1920 г. из Екатеринодара, где он был сначала похоронен в Севастополе вместе с гробом командира 1-ой батареи капитана Туцевича и там снова был предан земле, причем это было сделано скрытно с тем, чтобы советские войска не могли бы осквернить их могил после оставления нами Крыма; попытка же разыскать место их упокоения на основании хранившейся схемы окончилась во время Второй мировой войны неудачей в связи с тем, что весь этот район и кладбище были совершенно разбиты в период боев под Севастополем в 1941-1942 годах и все ориентировочные пункты, нанесенные на схему, были уничтожены. В связи с этим решено было поставить на огороженном дроздовском участке кладбища в С.Женевьев де Буа памятник ген. Дроздовскому и всем бойцам нашей дивизии, павшим на поле брани во время гражданской войны в России, могилы которых навсегда остались безвестными.

Во время освящения этого памятника поручик-дроздовец Генкин прочел свои стихи, приуроченные к состоявшемуся торжеству, и коснулся в них наших павших в бою соратников следующей строфой:

…»Но только там, в суровой мгле,
Под ветром, вьюгой и снегами
Лежат они в сырой земле,
Не осененные крестами..»

Памятник этот производит величественное впечатление, на нем надпись «Генералу Дроздовскому и его Дроздовцам», он почти пять метров высотой. Сделан он из гранит, но он не кажется тяжелым, не давит. Он как бы слегка лишь прикасается к земле, отрывается от нее, уходит в высь, Дроздовский участок кладбища огорожен стоящими пот его сторонам снарядами крупных калибров, соединенными цепями. Под сенью этого памятника нашел свое последнее упокоение и последний начальник нашей дивизии генерал Туркул.

Земля взяла свое, земное она назад не отдает. Наш генерал ушел от нас без возврата, но память о нем останется. Она должна всем нам напоминать, что мало любить лишь свою родину, но нужно за Россию бороться.

+ + +

В Добровольческой армии на юге России и в иных Белых армиях эпохи смуты и гражданской войны на нашей родине было не мало настоящих людей, людей сильных духом, твердых и бесстрашных в бою, которые, казалось, были сильнее самой смерти. Но и при этих условиях имя ген. Туркула, не мало отличившегося уже и на фронтах Великой войны, стало достоянием истории не только Дроздовской дивизии, но и Вооруженных сил юга России. Не представляется возможным перечислить все этапы его блестящего боевого пути на внешнем Австро-Германском и на внутреннем, против коммунизма за национальное бытие нашей страны, фронтах — остается ограничиться лишь отдельными штрихами, характеризующими его незаурядную военную карьеру.

Антон Васильевич Туркул родился 11 декабря 1892 г. в Одессе, где и получил образование в Ришельевской гимназии. 1 сентября 1911 г. он был зачислен вольноопределяющимся в 56-ой Житомирский полк, в котором окончил учебную команду и получил звание мл. унтер-офицера. 2 августа 1914 г. он вышел на фронт Великой войны в составе 19-ой пех. дивизии в рядах 75-го пех. Севастопольского полка. После награждения Георгиевскими крестами 4-ой и 3-ей степени он был произведен 23-го сентября того же года в прапорщики за боевые отличия. В полку он занимал после производства должности младшего офицера, командира роты и командира батальона, достигнув 23 марта 1916 г. чина штабс-капитана. 8 января 1917 г. он был переведен вместе с батальоном, оставаясь его командиром, во вновь формируемый 654-ый пех. Рогатинский полк. За указанное время шт.-капитан Туркул получил боевые награды: св. Анны 4-ой степени с надписью «За храбрость», св. Станислава 3-ей степени с мечами и бантом, св. Анны 3-ей степени с мечами и бантом, св. Равноапостольного Князя Владимира с мечами и бантом, Георгиевское оружие. За взятие во главе команды разведчиков в плен штаба австрийской бригады вместе с ее командиром он получил орден св. Великомученика и Победоносца Георгия 4-ой степени, украсив свою грудь таким образом всеми доступными обер-офицеру боевыми наградами.

6 июня 1917 г. штабс-капитан Туркул был назначен командиром штурмового батальона. Он с прежней решимостью и непреклонностью продолжал исполнять сбой воинский долг, хотя и был потрясен, как и тысячи иных боровшихся на фронте офицеров, тем направлением, в каком развивались после смены исторической власти в России, события в стране «углублявшей революцию» стараниями, остававшихся безнаказанными большевиков при попустительстве упускавшего из своих рук власть Временного правительства. Развал фронта усиливался и после октябрьского переворота не представлялось уже возможным даже предполагать о дальнейшем продолжении войны, хотя заключенное советским правительством с центральными державами перемирие и не признавалось в течение некоторого еще времени ни на Юго-Западном, ни на Румынском, на котором в тот период находился покойный, ни на Кавказском фронтах. 24 декабря 1917 г. шт.-капитан Туркул получил в связи с полным развалом действовавшей армии отпуск, покинул 3-ю Особую дивизию, в состав которой входил после развала 12-ой армии его штурмовой батальон, и направился к матери в Тирасполь, намереваясь пробираться оттуда дальше на Дон к генералам Алексееву и Корнилову, о появлений которых там доходили глухие неясные слухи. Но уже 4-го января 1918 г, он, узнав о том, что на станции Скинтея ген. штаба полковник Дроздовский, командовавший перед тем 14-ой пех. дивизией, начал формирование 3-ей бригады русских добровольцев с тем, чтобы выступить с нею в поход на присоединение к ген. Корнилову, сразу же откликнулся на дошедший до него призыв, поступил в формировавшийся отряд и был зачислен сначала рядовым во 2-ую офицерскую роту, которой командовал капитан П.И. Андреевский, а затем стал вскоре помощником командира роты. 26 февраля ст. ст. 1918 г. шт. капитан Туркул в должности фельдфебеля 2-ой роты выступил в поход из Ясс на Дон в составе отряда, который, выбив красных 25 апреля из Новочеркасска, присоединился к Добровольческой армии и составил в ней ядро дивизии, получившей после смерти от ранения ее начальника ген. Дроздовского наименование Дроздовской. 2-ая же офицерская рота как в период формирования отряда, так и до конца боев в 1920 г, в ноябре г Крыму считалась образцовой и из ее гл. образом среды вышел в будущем командный состав дивизии: командиры батальонов, полков и в тем числе последний начальник дивизии ген. Туркул, начавший в ней службу с орденом Св. Георгия рядовым.

После соединения с Добровольческой армией, занимавшей тогда после окончания 1-го Кубанскою похода район станиц Мечетинской и Егорлыцкой, дроздовцы понесли свои первые потери в ее составе, выбивая красных из хутора Грязнушкина. В ночь с 9/22 на 10/23 июня 1918 г. Добровольческая армия выступила из Егорлыцкой на Торговую, Начинался 2-ой Кубанский поход, в котором покойный командовал 2-й офиц. Ротой. После занятия добровольцами 12/25 июня ст. Торговой они последовательно овладели с боями станицами Великокняжеской, Николаевской, Песчанокопской — «между рядами дроздовцев уже запросто ходила смерть, наша постоянная гостья.» — пишет в своей книге «Дроздовцы в огне» генерал Туркул.

Под Белой Глиной дроздовцы столкнулись в дни 22-23 июня/5-6 июля с 39-ой пех. дивизией, присоединившейся к большевикам и переброшенной в эшелонах на Кубань с Кавказского фронта, и понесли тяжелые потери, причем был убит командир стрелкового полка полковник Жебрак-Русакевич вместе с всем своим штабом. С помощью корниловцев, наступавших во фланг и Белой Глине, она была дроздовцами захвачена и 39 сов. дивизия, потеряв несколько тысяч пленных и большое число пулеметов отброшена. После занятия 1/14 июля станции Тихорецкой в нее перешел штаб командовавшего Добровольческой армии генерала Деникина.

В период времени с 15/20 июля по 25 июля/7 августа 1918 г. происходили тяжелые упорные бои, главным образом в районе ст. Кореновской и Выселок. Удар командовавшего Северо-Кавказской советской армией Сорокина на Кореновскую выводил красные силы в тыл основной группы Добровольческой осмии на екатеринодарском направлении и отрезал ее от штаба ген. Деникина в Тихорецкой. Одновременно с ударом Сорокина обнаружился также нажим красных со стороны. Екатеринодара, что ставило белые войска между Цинской и Кореновской в весьма тяжелое положение. Станица Цинская была занята дроздовцами 14/27 июля при их наступлении на Екатеринодар вдоль железной дороги и находилась всего в одном переходе от Кубанской столицы, которую защищали 12.000 красных под командой бывшего офицера из кубанских иногородних Ковтюха, в то время как колонна полк. Дроздовского числила в своих рядах лишь около 3.000 бойцов. Наступая со стороны Тимашевской во фланг Екатеринодарской группы белых, Сорокин атаковал ее у ст. Кореновской и вклинился между пехотой, наступавшей вдоль железной дороги, и конницей ген. Эрдели, наступавшей со стороны Ново-Корсунской. Из создавшегося, в связи с этим двойным ударом красных, тяжелого положения белые смогли выйти лишь после ряда упорных, напряженных и затянувшихся на 10 дней боев, благодаря проявленной в них доблести войск. Во время этих кровавых боев командир офицерской роты штабс-капитан Туркул получил 16/29 июля тяжелое ранение с повреждением кости на ноге. Это было его первое ранение на фронте гражданской войны в России.

При содействии части сил ген. Боровского со стороны Кавказской, концентрическим наступлением по всем трем железным дорогам, подводившим к Екатеринодару, белые овладели 3/16 августа 1918 г. городом. Здесь не представляется возможным останавливаться даже на наиболее крупных операциях и этапах борьбы дроздовцев, относительно потерь которых ген. Туркул писал в своей книге, что «перекличка наших мертвецов становилась все длиннее…» Но все же необходимо хотя бы только привести название тех мест, с которыми связаны упорные бои для дроздовцев и их тяжелые кровавые потери. Это Армавир и в особенности Ставрополь, о боях у которого ген. Деникин в «Очерках Русской Смуты» писал, что «основные части Добровольческой армии во второй раз /первый в 1-ом Кубанском походе/, казалось, гибли».

Под Ставрополем у Иоанно-Мартинского монастыря был 31 октября/13 ноября ранен в ногу полковник Дроздовский, что и повлекло за собой после операции и ампутации ноги его смерть 1/14 января 1919 года.

В январе 1919 г. была окончательно разгромлена некогда грозная своим числом и средствами Северо-Кавказская красная армия и в феврале того же года весь Северный Кавказ был освобожден от большевиков полностью. Еще в декабре 1918 г. началась переброска добровольческих частей на север: в Донецкий бассейн и на помощь пошатнувшимся на фронте донцам. Начались непрерывные более чем четырехмесячные бои в период совершенно исключительной по напряженности активной обороны угольного района. Эти операции белых войск со сравнительно ограниченными и несоизмеримыми с советским численным превосходством силами в сплошной сетке железных дорог, по которой курсировали на каждой ветке красные бронепоезда, после окончания гражданской войны изучались в красной военной академии и на курсах командного состава в Советском Союзе, как пример активной обороны на протяженной линии фронта. Напряженность этих боев осложнялась еще и сильным распространением среди войск эпидемии тифа, уменьшавшим и без недостаточные по количеству белые силы. В рапорте от 30 марта /12 апреля/ 1919 г. за № 4472 на имя Главнокомандующего ген. Деникина начальник штаба ген. Врангеля, командовавшего в то время Добровольческой армией, ген. Юзефович так высказался о положении добровольцев на фронтах в Донецком бассейне: «Надо их пополнить, дать им отдохнуть, сохранить этих великих страстотерпцев… на своих плечах, своим потом и кровью закладывающих будущее нашей родины — сохранить для будущего. Всему бывает предел. И эти бессмертные могут стать смертными».

Вернувшись после излечения ранения снова в начале 1919 г. на фронт в Донецком бассейне, шт.-капитан Туркул был вскоре назначен командиром 1-ого батальона 2-го Офицерского ген. Дроздовского полка. Во все принимавших большие размеры боях его имя, связанное с должностью начальника обороны Никитовского уза, начало получать уже известность в более широких кругах армии, в связи с тем упорством, тактическими приемами в постоянно меняющейся военной обстановке и проявлением маневренности рот и использовании так называемого подвижного резерва, находившегося все время в полной боевой готовности в вагонах на ст. Никитовка, одновременно с которым отправлялось и пополнение снарядами при общем их недостатке в армии нашим частям, сдерживавшим натиск красных на угрожаемом участке, которые были проявлены в течение столь значительного времени при защите достаточно большого по протяженности фронта батальона.

14-го мая 1919 г. покойный был произведен в капитаны. В эти дни была разгромлена у Великокняжеской угрожавшая Ростову и тылам армии Добровольческой 10-ая советская армия, после чего началось общее наступление белых войск, открывшее Вооруженным силам Юга России эру побед. Под командой кап. Туркула 1-ый батальон дроздовцев, преодолевая сопротивление противника, неудержимо продвигался на север. Сознавая важность железнодорожного узла на ст. Лозовой, красные сосредоточили в этом районе крупные силы, которые осложняли общее наступление в направлении на Харьков. За несколько дней до падения Лозовой в нее приезжал Троцкий и, считаясь кроме того с тем, что ее занятие сильно осложнило бы положение группы красных войск, продолжавших еще удерживаться в Крыму, категорически приказал красным перейти в решительное наступление и занять в 24 часа станцию Славянск. Наше наступление развивалось двумя группами: в левой батальон кап. Туркула с двумя батареями, тремя танками и частью 8-го пластунского батальона бригады ген. Геймана при поддержке бронепоезда — непосредственно на Лозовую; а в правой основные силы пластунского батальона вместе с 3-ей Дроздовской батареей /в рядах которой находился и автор этих строк/ в направлении на ст. Панютино на линии железной дороги Лозовая-Харьков в одном перегоне от первой. Разбив красных у ст. Гавриловки, дроздовцы во главе с кап. Туркулом неудержимо продвигались к Лозовой, пройдя частично по тылам противника за два дня до 100 верст и овладев станцией 3/16. Наступление развивалось столь стремительно, что красные не успевали взрывать ни мостов на линии железной дороги, ни стрелок и подъездных путей на станциях: в Лозовой было захвачено более 700 вагонов, груженых различным военным имуществом, среди которого не успевшая выгрузиться из вагонов трехорудийная батарея с ящиками, снарядами, лошадьми и упряжками, много паровозов под парами, бронепоезд в исправности, три орудия при преследовании противника на север от станций, пленные и иная добыча. Правая группа прошла за 2 дня около 70 верст, перерезав линию железной дороги Лозовая-Харьков, причем шрапнельным разрывом 3-ьеи батареи полк. Ягубова был убит командир 12-го советского Московского полка бывший поручик князь Кикодзе. В этом бою 3/16 июня 1919 г. под Лозовой был убит случайным собственным снарядом командир 1-ой Офицерской Дроздовской батареи капитан В. Туцевич, который стоял на железнодорожной насыпи в то время как снаряд орудия кап. Думбадзе, зацепив за чашечку телеграфного столба, разорвался над его головой.

После поражения красных у Лозовой Троцкий объявил Харьков «красной крепостью, которая не может быть сдана и не будет сдана», как это значилось в его приказе. Капитану же Туркулу и его 1-му батальону была оказана при возвращении их в находившийся на ст. Изюм полк торжественная по приказу сверху встреча: был выставлен на перроне станции почетный караул в составе целой офицерской роты, полковой оркестр играл марш, причем впереди них был и командир полка полковник Руммель.

Категорический приказ Троцкого не исправил положения и не задержал наступления наших войск на Харьковском направлении и 11/24 июня 1919 г. стремительной атакой 1-го батальона кап. Туркула город был занят. 4-го мюля 1919 г. последовало производство покойного в полковники за боевые отличия. Дальнейший его боевой путь проходил с неизменным успехом и постоянными военными трофеями через Богодухов, Ворожбу, Севск, Дмитриев, Дмитровск.

Основные дивизии Добровольческой армии: Дроздовская, Корниловская и Марковская /по фронту — первая из них на левом фланге корпуса, вторая в направлении на Орел, третья правее/ наступали на Центральном участке фронта по кратчайшему пути на Москву. В конце сентября 1919 г. военное положение красных вооруженных сил, ведших борьбу на нескольких белых, а также на польском фронтах, складывалось критически, свидетельство чему можно было найти в ряде более серьезных позднейших исследований советских военных писателей, труды которых в СССР были из обращения изъяты. Задержать наступление нашей, а также польской армий у советского командования уже не доставало сил; на стыке белого и польского фронтов 12-я советская армия очутилась в мешке, затянуть который не представлялось труда при условии дальнейшего продвижения поляков, ибо против белых в это время бросались на фронт последние резервы красных. Но поляки заключили тайное соглашение с большевиками о временной приостановке военных действий, что и дало возможность 12-ой советской армии повернуться спиной к противнику на западе и выбраться из мешка с боями, осложнившими положение наших войск в Киевском районе, при чем часть города была, хотя и на самое короткое время, занята при этом красными. В результате этого правый фланг советского фронта против белых снова был восстановлен, избежав разгрома. Таким образом тот шанс, который давался в этот кульминационный момент успехов Вооруженных Сил Юга России для военной победы над большевиками положением на белом и польском фронтах борьбы, не был благодаря стратагеме Пилсудского использован.

Воспользовавшись тем обстоятельством, что поляки вплоть до нашего отхода на линию реки Дон не возобновляли на своем фронте военных действий, красное командований перешло к решительному наступлению против белых сил на юге. Против Добровольческой и Донской армий повели наступление восемь советских армий, по фронту слева направо: 12-ая и 14-ая на Киевском направлении, 13-ая и 1-ая Конная на главном направлении под Орлом, 8-ая и 9-ая против Донцов, 10-ая на Царицын и 2-ая советская армия под Астраханью. В первой половине октября 1919 по н.ст. началось генеральное сражение под Орлом, при чем 13-ая советская армия Уборевича и 1-ая Конная Буденного брали Добровольческий корпус в клещи, нажимая на его левый фланг /Дроздовская дивизия/ и на стык Добровольческой и Донской армий.

Перелом на нашем участке фронта дался красным далеко не легко и не сразу — в течение двух почти недель мы то оставляли некоторые населенные пункты, то снова восстанавливали положение. В конце сентября полковник Туркул был назначен командиром 2-го стр. Дроздовского полка, но одновременно с этим получил приказание вступить во временное командование 1-ым полком, который наступал на Комаричи, после занятия которых возвратился на фронт командир полка полк. Руммель, а полк. Туркул получил приказание выступить с особым отрядом, в состав которого вошел 1-ый батальон 1-го полка с двумя добавочными ротами, а также 1-ая батарея из 1-го арт. дивизиона полк. Протасовича и 7-ая батарея из 4-го гаубичного дивизиона полк. Медведева, и пройти по тылам красных, наседавших на дивизию. Эти операции севернее тракта Дмитровск — Кромы в Орловской губ. в тылу противника, при чем иногда советские части брались под перекрестный арт. огонь с юга /т.е. нами с фронта/ и с запада или севера /т.е. отрядом полк. Туркула/, сопровождались большими для красных потерями и приводили их настолько в расстройство, что некоторое время исход генерального сражения мог даже казаться еще нерешенным. Но продвижение Конной армии Буденного на участке Донцов обнажало правый фланг нашего корпуса в связи с чем общий отход становился неизбежным. Но и этот трудный в военном отношении фланговый марш к Ростову был облегчен тяжелыми боями в треугольнике Дмитриев-Севск-Комаричи, которые вел полк. Туркул со своим особым отрядом, в результате чего он и был назначен командиром 1-го Дроздовского полка.

Во время длительных, утомительных отходов с напряженными боями, когда наступает крушение фронта, как это и было позже в период отхода белых сил от Орла к Ростову и за Дон, нередко создаются положения, которые складываются весьма сложно для отдельных частей, в особенности для тех, которые, задерживая упорными боями противника, отступают медленнее. Так бывало и с дроздовцами, когда они попадали почти в окружение красных или подвергались их неожиданным ночным атакам. Внезапно подымались в таких случаях стрельба и крики с разных сторон, так что нелегко бывало сразу же установить, где именно ведется главный удар, а где происходит лишь демонстрация для отвлечения сил обороны; времени для того, чтобы ориентироваться и рассуждать в таких случаях ходом событий не бывает уже дано, нужно решать все сразу, ибо противник уже ворвался в то селение или город, где расположилась на ночлег воинская часть. Так бывало в особенности при прерывистом фронте гражданской войны,, так случалось при общем отходе и с дроздовцами. Но у полк. Туркула была в таких случаях особая способность сразу определять откуда грозит и где назревает главная опасность и вести в том направлении лично в атаку собиравшихся в хаосе происходившего на улице дроздовских стрелков, что и решало дело.

Так случилось в ноябре 1919 г. во Льгове, когда вскочив с постели под перекаты частой стрельбы, крики, гул и какой-то смутный звон, как на пожаре, и выскочив на улицу города в одном белье, на которое была накинута лишь шинель, хотя повсюду лежал уже снег, он повел своих стрелков как раз в наиболее угрожаемом направлении, захватил группу пленных, занял вокзал и еще до наступления рассвета совершенно очистил город от прорвавшихся красных.

При оставлении Мерфы во время дальнейшего отхода путь и мост у Ракитного был перехвачен двумя советскими бригадами — пешей и латышской, что осложняло положение двигавшихся к этой переправе Дроздовских и Самурского полков, а также конницы ген. Барбовича. Стремительной атакой 1-го Дроздовского полка во главе с полк. Туркулом красные были отброшены, движение через мост возобновилось, при чем сам командир полк. Туркул был ранен: пуля пробила руку, приклад винтовки, разбила бинокль и, соскользнув с нательного серебряного образка, ушла под кожу в области сердца.

Затяжные упорные ариергардные бои продолжались вплоть до отхода на линию реки Дон, где наш фронт на время снова стабилизовался. Дроздовцы заняли участок в районе гор. Азова, на котором 1-ый полк полк. Туркула наносил красным, наступавшим на дивизию и переправлявшимся через замерзший Дон, чувствительные поражения, неизменно отбрасывая их в исходное положение.

В связи с прорывом красной конницы в районе Ольгинской и Хомутовской в общем направлении на Тихорецкую пришлось и нашему корпусу оставить без боя в ночь на 17 февраля/1 марта 1920 г. указанный рубеж — началось общее отступление всего фронта к Новороссийску. При движении Дроздовской дивизии 4/17 марта из станицы Старонижнестибиевской на Славянскую путь нашего отхода оказался красными отрезанным; противник в результате упорного боя был отброшен, но шедший в ариергарде 1-ый полк полковника Туркула подвергся атаке и окружению со стороны красной конницы. Отбиваясь залпами, полк продолжал свое движение под музыку, пока не разметали своим огнем подошедшие бронепоезда наседавшие на него красные лавы, Этот эпизод заканчивается так в книге покойного: «Первый Дроздовский полк был спасен. Наши умирающие, те кто уже хватал мерзлую землю руками, для кого все дальше звенел Егерский марш, смотрели, смотрели на проходящие колонны, а глаза их смыкались. Так сомкнутся и наши глаза. Отойдут и от нас колонны живых, но память о нас еще оживет в русских колоннах, и о белых солдатах еще и песню споют, еще и расскажут преданье».

Сомкнулись глаза и у нашего командира, но жива будет память о нем и перейдет она в преданье.

В субботу 14/27 марта 1920 г. Новороссийск был оставлен нашими войсками. Дроздовцы были перевезены в Севастополь. Орудий, лошадей, пулеметных тачанок и обозов ни одной из эвакуировавшихся воинских частей погрузить из-за недостаточности тоннажа не удалось. 30 марта/12 апреля 1-ый и 2-ой Дроздовские полки, успевшие получить лишь 5 разной системы легких орудий и кроме орудийных всего лишь 18 на весь отряд лошадей, были погружены на суда и через сутки отправлены под командой ген. Витковского в десантную операцию.

2/15 апреля им удалось под огнем противника высадиться на узком песчаном полуострове в Хорлах, куда подходил прямой с версту, искусственный канал, по которому только и можно было пристать к берегу, т.к. кругом была мель. К рассвету перешеек был занят 1-ым батальоном 1-го полка, оттеснившего красных. Ночью, подтянув резервы, они перешли в наступление. Атаки их были отбиты с большими для них потерями под звуки игравшего полковой марш оркестра, после чего перешли в наступление дроздовцы. На следующий день, двигаясь по тылам красных с тяжелыми боями, десантный отряд подошел к Адамани, будучи окруженным с трех сторон и имея с четвертой море. Пройдя таким образом более 60 верст в полном окружении противником и прорвав 4/17 апреля фронт красных войск севернее Перекопского вала, наши полки присоединились к защищавшим Крым белым, выполнив при этом положенную им задачу. В «Записках генерала Врангеля» по поводу этой операции сказано, что «Дроздовская дивизия дралась блестяще, имея противника со всех сторон и испытывая недостаток в снарядах».

На следующий после окончания десантной операции день 5/18 апреля в село Армянский Базар прибыл на смотр дивизии ген. Врангель и произвел командира 1-го Дроздовского полка полковника Туркула в генерал-майоры.

При выдвижении нашей армии из Крыма в Северную Таврию 25 мая/7 июня укрепленные позиции красных севернее Перекопа штурмовали корниловцы и марковцы. Им удалось отбросить противника и занять Преображенку и Первоконстантиновку, но введенные последним в бой подкрепления потеснили было снова наши наступавшие части. В сводке относительно этих боев было сказано, что «выведенные из резерва неизменно доблестные дроздовцы разбили и эту группу».

15/28 июля 1920 г. выдвинувшиеся согласно плану операции вперед сравнительно с общим расположением фронта и вошедшие в ударную группу дроздовцы занимали 1-ым полком ген. Туркула город Орехов, 2-ым полком полковника Харжевского примыкавшее к городу большое село Преображенское, в то время как 3-ий полк ген. Манштейна вместе со 2-ой конной дивизией ген. Морозова удерживал отдаленный от Орехова район Камышувахи. Использовав расположение у Орехова наших двух полков, которое давало им возможность атаковывать нас с севера, востока и юго-востока, красные поставили себе целью окружить этот район и уничтожить занимавших его дроздовцев. В связи с этим 3-ья и 46-ая сов. дивизии основными своими силами при поддержке бронеавтомобилей и огня бронепоездов вели в течение целого дня вплоть до темноты энергичное наступление на Орехов и Преображенское с намерением измотать наши войска в бою, а с наступлением ночи перешли в атаку на город, введя в дело «Петроградскую бригаду курсантов», числившую в своих рядах 500 штыков из состава пяти красных военных школ.

В течение ночи три раза разгорались ожесточеннейшие бои внутри города, главным образом в районах вокзала, базарной площади и городского парка, атаки сменялись контратаками, освещаемыми залповым, пулеметным и орудийным огнем и сопровождаемыми сначала пением курсантами «Интернационала», а затем Дроздовской заглушавшей его песней переходившего в штыки 1-го полка. Эта отборная, состоявшая из шести батальонов по 250 штыков, бригада курсантов, которую с музыкой, цветами и речами провожали в Петрограде и при проезде через Москву напутствовал Троцкий и бойцы которой, как это было установлено по написанным днем, но не отправленным еще письмам на телах убитых, были уверены в успехе предстоящего им боя с дроздовцами, была в Орехове разгромлена в ее первом наступлении — из всего ее состава лишь не более чем четыремстам удалось отойти на Малую Токмачку. Ночным боем в Орехове лично руководил ген. Туркул, все время находившийся в передней линии огня и отдававший непосредственные приказания об его открытии и ведении. Командовавший курсантами бывший штабс-капитан Около-Кулак был убит позже в бою также с дроздовцами 17/30 августа под Михайловкой.

На следующий день после этого боя с курсантами оба наших полка были атакованы в Орехове 2-ой Конной армией Миронова с северо-запада, но угроза с юго-востока была уже устранена, что и позволило нам без труда отбросить конницу противника, успевшую проникнуть лишь к окраине города.

В период ожесточенных июльско-августовских боев на линии Эристовка-Гринталь-Андребург-Гейдельберг-Мунталь дроздовцы, переходя в короткое наступление, атаковали 31 июля/13 августа немецкую колонию Гейдельберг, расположенную в лощине. В авангарде наступал 1-ый полк, имея в голове колонны 3-ий батальон полковника Бикса, который, развернувшись, потеснил с боем красных. Они, оказывая сопротивление, отходили. К колонии в это время подтянулись остальные батальоны и полки в колоннах, боевые обозы и подводы со снарядами на обывательских лошадях, которыми приходилось пользоваться в связи с большим недостатком конского состава в армии. Все готовились было уже двинуться вперед, пройти через колонию непосредственно после того, как она была бы очищена 3-им батальоном от красных, с тем, чтобы при дальнейшем движении развернуться всем составом дивизии для наступления на более широком фронте. Но вдруг усилилась неожиданно внутри колонии стрельба, становилось ясным, что, подтянув подкрепления, красные начали сильнее нажимать на наступавший батальон полк. Бикса, но что именно происходило внутри колонии сразу не могло еще стать понятным; к тому же при не совсем еще полном рассвете внезапно справа появилась внушительная цепь в погонах и с белыми околышами и повязками на фуражках. По ней сразу же с нашей стороны был открыт ружейный огонь, т.к. в том направлении по ходу боя не могло быть дроздовских стрелков, но тотчас же после криков из цепи «свои, свои» и из рядов нашей колонны «прекратить огонь, это наши — видны белые околыши и повязки» он был остановлен. Цепь между тем быстро приближалась, спускаясь в лощину Гейдельберга, и вдруг открыла с близкой дистанции огонь по тесно стоявшей во многих рядах колонне. В один миг разбежались подводчики из местных жителей у повозок со снарядами, орудия оказались затертыми между ними, открыть огонь из них при этих условиях не представлялось возможным, офицерская рота, ближе всех попавшая под огонь, не успев развернуться, подалась от неожиданности несколько назад, повсюду в колонне стали падать убитые и раненые, причем пострадал и ряд чинов штаба. Красные, развив интенсивнейший огонь, перешли в атаку. Положение колонны, расстреливаемой с такой дистанции, могло сложиться весьма критически. Командир 1-го Дроздовского артиллерийского, дивизиона полк. Протасович, обладавший большим мужеством в бою, говорил потом в присутствии пишущего эти строки, что в тот момент он испытывал не малое беспокойство за судьбу орудий, не могущих из-за ряда стоявших перед ними повозок, для отвода которых с линии огня при отсутствии убежавших возниц уже не было времени даже защищаться картечью.

Но в этот грозный для дивизии момент ген. Туркул, подтянув ближе к нему находившуюся команду пеших разведчиков, лично повел 200 ее штыков вместе с ее командиром кап. Байтодоровым в атаку под ужасающим ружейным и пулеметным огнем. Офицерская рота, также сразу же оправившаяся, двинулась вперед. Еще несколько минут и красные были опрокинуты На таком близком расстоянии не выдержавший столкновения противник не имеет уже возможности отойти — вся эта красная цепь была перебита или переколота. Гейдельберг был занят нами. Но сразу после этого всем полкам пришлось развернуться и вступить в бой, т.к. на нас наседала кроме того с севера 1-ая советская дивизия, в состав которой входили отборные войска из состава гарнизона красной Москвы, ее поддерживала при наступлении еще и красная конница. Сражение приняло в тот день широкие размеры и по интенсивности огня напоминало бои Великой войны. Красные все же понесли поражение и были отброшены, но и наши потери были велики. В дальнейшем бои на этой линии подвижного фронта и за колонию продолжались.

Жители Гейдельберга рассказывали, что по срочному распоряжению красных военных властей женщины колонии должны были всю ночь шить погоны, белые околыши на фуражки и белые повязки, непосредственно перед тем как советские войска применили описанный здесь недопустимый прием, за который их цепь жестоко поплатилась.

В своей книге ген. Туркул заканчивает описание отдельных моментов приведенного тут эпизода и последовавшего за ним боя 31 июля/13 августа следующими словами: «Гейдельберг — вымершая и выжженная солнцем степная колония. Вокруг в пыльном поле, где шумит и сегодня горячий степной ветер, спят вместе до Страшного Суда белые и красные бойцы. И над всеми ними ходит, качается, блистая на солнце, трава забвения, степной ковыль»…

В предисловии же ко 2-му изданию книги генерал указывал, что ведшаяся три года с нечеловеческим напряжением и стоившая неисчислимых жертв борьба создала в свое время ров между «нами» и «ими». Под «ними» он разумеет, конечно, не коммунистическую власть — этот ров непреодолим и никакое время не может его заполнить, но тех, кто будучи одурманенным и обманутым этой властью, пошел за ней в годы борьбы и дал ей победу… «Им» эта победа не принесла ничего, ибо страшной ценой заплатил народ за свою поддержку советской власти…»

6/12 августа 1920 г. после ряда удачных боев со 2-ой Конной армией и свежими, прибывшими на наш фронт советскими дивизиями, ген. Туркул был назначен начальником Дроздовской дивизии, сменив на этом посту ген.-лейтенанта Витковского, который вступил в командование 2-м корпусом после отчисления от этой должности ген. Слащева. Объезжая находившиеся на фронте войска в сопровождении помощника Главнокомандующего по гражданской части А.В. Кривошеина, командующего 1-ой армии ген. Кутепова, командира нашего 1-го корпуса ген. Писарева, военных представителей американской, английской, французской, сербской, японской и польской службы, а также у корреспондентов наиболее распространенных заграничных газет и представителей русской печати в Крыму и заграницей, ген. Врангель произвел в районе колонии Фридрихсфельд смотр нашей Дроздовской дивизии в боевой обстановке; он благодарил «доблестнейших дроздовцев» стрелков и артиллеристов за славную боевую службу» и собственноручно приколол на грудь ген. Туркула орден Св. Николая 2-ой степени, которым он награждался.

В день смотра напей дивизии, состоявшегося 1/14- сентября, началось наступление на Пологском направлении у Донцов, которое перешло 4/17 сентября в общее выдвижение на север наших сил в Северной Таврии по всему фронту. В результате этого Дроздовская дивизия выдвинулась в район Славгорода, севернее гор. Александровска. Ген. Туркул сосредоточил всю дивизию целиком в большом селе Ново-Гуполовка, южнее Славгорода, охраняя весь ее участок лишь конными разъездами и не смущаясь тем, что это давало возможность противнику по временам проникнуть в определенные места нашего фронта без боя, или начать там сосредотачиваться до того момента, когда по его мнению операция «уже назрела». Из «Запорожской Сечи», как прозвана была трехнедельная стоянка на линии боевого фронта Дроздовской дивизии в Ново-Гуполовке, все время предпринимались операции в глубокие тылы противника, в частности даже с захватом два раза узловой станции Синельниково, где при совместных действиях с Кубанской дивизией ген. Бабиева был разгромлен штаб советской группы войск, причем командовавший ею т. Нестерович его начальник штаба, начальник артиллерии и помощник последнего были захвачены в плен, в то время как за два боя в дни 9/22 сентября и 19 сентября/2 октября в Синельниковских операциях красные, понеся большие потери, были совершенно растрепаны настолько, что в течение нескольких дней присутствие их войск на фронте дивизии вообще обнаружено не было.

Если Дроздовские полки, во главе которых стояли испытанные боевые командиры, отличались стремительностью своих атак и мощностью удара, то 1-й полк ген. Туркула выделялся среди них своим количественным составом, силой и боевыми возможностями. Даже лучшие красные войска оказывались не в состоянии оказывать ему более продолжительное сопротивление: через короткое время после начала атаки населенного места, занятого подчас даже крупными силами противника, поле боя представляло собой почти всегда неизменную картину — неудержимо под сильным огнем продвигающиеся вперед и переходящие к стремительному удару дроздовские стрелки, что и преодолевало последнее сопротивление красных, непосредственно с началом отступления которых во все стороны из села, деревни или колонии, нередко в Крыму расположенной в широкой лощине, что давало возможность наблюдать ее пологий, возвышающийся над селением, скат, выскакивали уже в беспорядке батареи, пулеметные тачанки, боевые обозы, а подчас и бронеавтомобили и попадали под огонь нашей артиллерии.

В последний же период вооруженной борьбы в Крыму занятие, после столь удачного и блестящего командования одним из лучших полков Белой армии на юге России, должности начальника Дроздовской дивизии дало ген. Туркулу возможность обнаружить его военные дарования в более широких масштабах. В целом ряде решительных операций, не довольствуясь, и, даже можно сказать, не признавая лишь оттеснения противника, он показал свои способности в удачном ведении маневренных боев, использовав подвижность и боевые качества дивизии, он с заходом в тыл красных, охватом их флангов, ночными передвижениями и боями громил находившиеся перед нами советские войска, зачастую «слизывая» их совершенно с фронта, как выражались наши солдаты, причем каждая из таких операций заканчивалась почти всегда захватом нескольких тысяч пленных, орудий, десятков пулеметов, многочисленных обозов с боевым снаряжением, а в некоторых случаях и бронепоездов, как это имело, например, место в бою 19 сентября/2 октября, когда у разъезда Ивковка, севернее Славгорода, в тот момент находившегося еще в руках противника, были отрезаны и в исправности при их ликвидации с боем захвачены 2 бронепоезда: тяжелый «Атаман Чуркин» и легкий «Ермак Тимофеевич» /при минимальных с нашей стороны потерях/.

В таких маневренных операциях принимала обычно участие почти вся дивизия целиком или два из ее трех полков, если нужно было в связи с обстановкой оставлять на оборону района стоянки дивизии Ново-Гуполовки один из них; передвижения совершались в течение ночи с тем, чтобы атаковать противника на рассвете в намеченном ген. Туркулом пункте сосредоточения красных, которых и отбрасывал, прорывая при этом их фронт, двигавшийся в голове колонны батальон. Одновременно с его атакой на одном из его флангов сосредотачивались еще в темноте 2-3 эскадрона 2-го конного Дроздовского полка полковника Кабарова, часть которых несмотря на большой недостаток конского состава удалось все же посадить уже осенью на коней, и после того как противник, дрогнув, начинал поспешно, а часто и в беспорядке отходить, наши конники, охватив его фланг, принимали бегущих в шашки и захватывали орудия, прочную добычу и почти все, что успевало еще спастись от стремительного удара пешей атаки. В образовавшийся прорыв вливалась следовавшая за головной частью колонна дивизии, расширяла его и, распространяясь по ближайшему, а в некоторых случаясь и более глубокому тылу красных, с возможной для передвижения посаженных частично на обывательские повозки стрелков скоростью, отрезала как в таком тыловом районе, так и на находившемся перед ним фронте красные войска и военную добычу. Начальник дивизии ген. Туркул находился при таких операциях не только в головном батальоне, откуда и отдавал по ходу действий дальнейшие приказания, но непосредственно в самой передовой линии огня, направляя штурмующую часть, а иногда, если в какой-либо момент обстановка не требовала сосредоточения его внимания на отдачу приказаний, он принимал даже участие в конных атаках. Никакие уговоры, просьбы и даже требования его подчиненных беречь себя не помогали — тогда судьба на полях сражений, несмотря на ряд ранений, была к нему благосклонна.

22 сентября/5 октября 1920 г. на фронт Дроздовской дивизии прибыла чудотворная икона Курской Коненной Божьей Матери в сопровождении протопресвитера военного и морского ведомства епископа Вениамина и военных священников. Служили торжественный молебен, в последовавшей за которым проповеди и после нее со стороны прибывшего духовенства было сказано много лестного по адресу дивизии и ее начальника ген. Туркула.

23 сентября/6 октября в 18 часов прибыл в расположение дивизии в сопровождении командира 1-го корпуса ген. Писарева командующий 1-ой армией ген. Кутепов. На обширной площади в Ново-Гуполовке перед церковью состоялся парад с прекрасно прошедшим церемониальным маршем с бодрым видом выстроившихся пеших и конных рядов и артиллерии дивизии. Ген. Кутепов благодарил командиров-офицеров и солдат дроздовцев за «лихую боевую службу» и провозгласил перед фронтом выстроившихся войск «ура» в честь нашего начальника ген. Туркула.

В последних решающих боях в Северной Таврии Конная армия Буденного, прорвавшаяся из района укрепленной позиции красных у Каховки на участке 2-го корпуса нашей армии в наш тыл и прервавшая вместе с 6-ой советской армией Корка сообщения находившихся на фронте севернее перешейков белых войск с Крымом, разбилась также о стойкость ударной группы ген. Кутепова, основное ядро которой составляла Дроздовская дивизия. Здесь нет возможности даже штрихами коснуться течения той операции, которая по плану Фрунзе должна была закончиться окружением и полным уничтожением белых сил в Северной Таврии, отрезав им пути отхода. Для этой цели красное командование сосредоточило против армии генерала Врангеля, насчитывавшей в своих рядах после упорных сопровождавшихся потерями осенних боев к тому времени не более 30.000 штыков и сабель, пять советских армий общей численностью в 103.500 штыков и 32.700 сабель. Красным удалось, как уже сказано, перехватить наши сообщения с Крымом, но преградить нам путь при нашем отходе за перешейки они оказались не в состоянии.

В результате боев нашей ударной группы 17/30 и 18/31 октября главные силы 1-ой Конной армии Буденного, долженствовавшие совместно с 6-ой советской армией Корка и 2-ой Конной армией Миронова окружить и разбить ударную группу ген. Кутепова в районе Агайман-Серагозы и закрыть путь отхода почти всем силам нашей армии в Крым, были сброшены с пути движения ударной группы, при чем управление красной конницей нередко нарушалось, а некоторые ее части были при этом сильно потрепаны. Так при атаке 2-м Конным Дроздовским полком полковника Кабарова и 2-м стр. полком ген. Харжевског о села Отрада, занимавшегося особой кав. бригадой Колпакова, при которой находился штаб 1-ой Конной армии вместе с Буденным и комиссаром этой армии в то время Ворошиловым, едва не закончилась карьера обоих этих «маршалов». По нескольким советским описаниям можно было установить, что Ворошилова «спасла бурка, в которой запуталась пика белого кавалериста», а Буденному «пришлось скакать по задворкам села, чтобы собирать эскадроны» — настолько быстро решился бой не в пользу красной конницы, которая в беспорядке под сосредоточенным артиллерийским огнем наших батарей отскочила в Ново-Троицкое. Одновременно с этим 1-ый Дроздовский полк под командой полковника Чеснокова отбил с песнями атаку 14-ой кав. див. Пархоменко из той же Конной армии Буденного, спешившей на выручку штабу армии и бригаде Колпакова и стремившейся захватить прилетевший из Крыма для связи с ген. Врангелем и опустившиеся на поле боя военный аппарат — наша группа, при которой находился и командующий 1-ой армией ген. Кутепов, не имела до того в течение более двух суток связи ни со штабом главнокомандующего, ни с командовавшим 2-ой армией ген. Абрамовым. В Отраде в этом бою был захвачен весь хор трубачей армии Буденного с перевитыми красными лентами трубами и один из чинов штаба.

Разбирая действия нашей ударной группы при ее движении от Агаймана к перешейкам, советский военный исследователь В. Триандафилов указывал, что «огневая линия, которую удалось создать белым при этом отступлении, оказалась для красной конницы непреодолимой». По словам того же автора, к концу 18/31 октября белые уже «расчистили себе дорогу в Крым, разбив и отбросив в район Ново-Троицкое все части 1-ой Конармии».

На следующий день 19 октября/1 ноября нашей группе было приказано задерживать в районе Александровка-Отрада-Рождественское 1-ую Конную армию, сосредоточившуюся в этом районе, и тем дать возможность остальным белым частям совершить спокойно их дальнейший отход согласно приказу в Крым через Чонгарский полуостров и узкую дамбу с мостом через Сиваш у станции того же наименования. Первые два села обороняла Дроздовская дивизия, а Рождественское — конный корпус ген. Барбовича и корниловцы.

С рассвета начались атаки красной конницы на всем протяжении указанного фронта: вся конная масса Буденного была в движении, стремясь охватить нас со всех сторон и замкнуть кольцо окружения. Дроздовской дивизии приходилось отбиваться с севера, с юга и с запада, защищенным оставалось лишь восточное направление, где доблестно вели бой конный корпус ген. Барбовича и корниловцы. На нашем участке атаки следовали почти непрерывно с промежутками в час-полтора. Одну из первых и наиболее мощных атак на северную окраину Отрады приняли на себя части 1-го и 3-го полков, в передовых рядах которых находился сам начальник дивизии ген. Туркул. По его приказу эта атака была встречена сначала полной тишиной и только тогда, когда красная конница приблизилась, он сам подал команду «огонь». С огромными потерями отхлынула эта первая волна атакующих. Был, однако, момент, когда красная конница около 11-ти часов дня врывалась было через кладбище в Александровку, оборонявшуюся частью 2-го и 4-го Дроздовских полков, что угрожало уже Отраде с тыла. За эту попытку командир особой кав. бригады Колпаков, скакавший во главе эскадронов уже по улице селения, заплатил своей жизнью, а лавы его конницы были отброшены.

До самого вечера продолжались конные атаки противника, сопровождавшиеся интенсивной артиллерийской подготовкой, но успеха Буденному достигнуть не удалось — после каждой из атак на земле оставались лежать убитые и раненые люди и лошади, по полю бродили и носились кони, потерявшие своих седоков. Фронт Александровка-Отрада-Рождественское оставался прочно в руках нашей группы; в дефилэ на Чонгарском полуострове могли благодаря этому втягиваться без помехи со стороны противника иные отходившие в Крым наши войска и тыловые части.

Из захваченной у красного ординарца уже в темноте копии донесения Буденного выяснилось, что он просил у командования Южного советского фронта отдыха — дневки на 20-ое октября/2-го ноября для приведения своих частей в порядок и ссылался на то, что они прямо подавлены, огнем и стойкостью сопротивления белых, понеся при этом громадные потери вообще и особенно в высшем командном составе. Действительно, за последние бои были в 1-ой Конной армии убиты: командир 11-ой кав. дивизии т. Морозов, комиссар той же дивизии т. Бахтуров, тяжело был ранен и с трудом вынесен с поля сражения командир 4-ой кав. дивизии т. Тимошенко /нынешний «маршал»/, убит был командир особой кав. бригады т. Колпаков и многие иные чины командного состава. Командующий Южным сов. фронтом Фрунзе доносил после окончания боев в Сев. Таврии главкому Каменеву следующее: «Поражаюсь величайшей энергии сопротивления, которую оказал противник. Он дрался так яростно и так упорно, как, несомненно, не могла бы драться никакая другая армия».

План окружения и уничтожения нашей армии в Сев. Таврии красному командованию осуществить не удалось, но и белые войска не смогли удержаться севернее перешейков и принуждены были отойти в Крым, при чем общие потери армии были значительны. Дроздовская же дивизия за день описанного боя потеряла лишь 46 человек и до 100 лошадей, как записано было в дневнике пишущего эти строки, что объясняется тем, что нас атаковывала исключительно конница, которой вскочить в наши ряды ни разу не удалось.

26 октября/8-го ноября 1920 г. красные начали штурмовать укрепленные позиции на Турецком Валу у Перекопа и на Чонгарском полуострове. Одновременно с этим их удар был направлен через обмелевший и в связи с небывало сильными для тех краев морозами замерзший Сиваш на Чувашский /иначе Литовский/ полуостров в обход и фланг нашей оборонительной линии. Эта ударная группа красных, насчитывавшая в своем составе 21.000 штыков и сабель при 350 пулеметах и 36 орудиях смяла стоявшие на охранении южного берега Сиваша части Кубанской бригады ген. Фостикова и стала распространяться по полуострову. Для ликвидации этого прорыва были направлены 2-ой и 3-ий Дроздовские полки, 1-ый полк отбивал в то время штурмующие колонны красных на правом фланге Турецкого Вала.

Для того, чтобы можно было восстановить там положение, наших сил было явно недостаточно, что и повлекло за собой трагическую гибель почти целиком двух батальонов 2-го полка: в районе Караджаная удалось выйти из боя лишь отдельным чинам 2-го батальона подполковника Рязацева, также тяжело сложилась участь и 3-го батальона подполковника Потапова, который был тяжело ранен и с трудом вынесен из огня у хутора Тимохина.

Правее нас 3-ий Дроздовский полк попал тоже в тяжелое положение и принужден был быстро отходить, в то время как его командир полковник Дрон упал смертельно раненым и оставался лежать между нашими и красными цепями. В этот как раз момент прибыл на наш участок боя с фронта 1-го полка на Турецком валу ген Туркул, уже заболевший тифом, и узнав о том, что раненый командир 3-го полка не вынесен из огня, не задумываясь направил свою легковую машину между цепями и вывез уже умиравшего полковника Владимира Степановича Дрона с поля сражения. Шофер генерала был при этом ранен, стекла и шины в машине перебиты и кузов пробуравлен пулями — таким видели дроздовцы своего командира, показавшего особый пример взаимной выручки в огне в последнем для него бою на родной земле. 3-й полк потерял в этот день всех своих батальонных и ротных командиров. Ночью нашим защищавшим Перекоп войскам было приказано отойти без боя на последнюю линию укреплений у Юшуни. Слегшего от тифа ген. Туркула увезли в лазарет, в командование дивизией вступил ген. Харжевский.

На рассвете 29 октября/11 ноября переброшенная из Юшуни в район южнее Карповой Балки Дроздовская дивизия вместе с приданными ей частями ген. Андгуладзе была двинута под командой ген. Харжевского в свою последнюю контратаку, Предполагалось прорвать фронт красных с тем, чтобы бросить в тыл всей наступавшей на Юшунь группы противника нашу конницу. Казавшееся почти невозможным для наших надломленных уже сил приказание было выполнено. Удар закаленного ген. Туркулом в боях 1-го полка был так еще силен и стремителен, что красные цепи, сбивая друг друга, отхлынули назад, оставив в руках атакующих орудия и свыше 1.000 пленных, Фронт был прорван и 3-ий батальон 1-го полка, которым командовал раненый в том бою ген. Чеснаков, подходил уже к Карповой Балке. Но в образовавшийся прорыв не влились те наши конные части, которые должны были быть брошены в тыл атаковавшей Юшунь 6-ой советской армии Корка, ибо к тому моменту вопрос об эвакуации Крыма был уже решен.

Описывая этот бой советские военные исследователи В. Триандафилов и комдив Голубев заказывали, что «около 11 часов положение сложилось настолько критически, что было опасение, что конница ген. Барбовича прорвется на Армянск в тыл всей 6-ой армии. Введением в дело последних резервов положение здесь было спасено».

Этот последний удар, нанесенный Дроздовской дивизии 29-го октября/11-го ноября 1920 г. у Карповой Балки наступавшим красным, не изменив общего положения всей нашей армии, задержал продвижение противника, расстроил его ряды и не дал возможности приступить к немедленному преследованию, к которому он готов был перейти после овладения укрепленной позицией Юшуни; это увеличило значительно разрыв между отходившими нашими частями и советскими войсками. Не будь этого конные части красных могли бы появиться в портах еще во время начала погрузки гражданского населения Крыма и тогда в условиях, когда трагичность положения определяется буквально часами, судьба многих из русских находящихся в данное время заграницей, могла бы сложиться совсем иначе.

Рамки настоящей статьи не позволяют даже в самой общей форме коснуться периода жизни и деятельности ген. Туркула за рубежом после оставления нашей армии Крыма. Можно лишь указать, что в Галлиполи и Болгарии, пока наши контингенты сохраняли военную организацию, он стоял во главе Дроздовских воинских частей; затем после переезда в Париж одно время был председателем Главного Правления Общества Галлиполийцев, позже в 1935 г. он возглавил вновь созданный Национальный Союз участников войны, ставивший себе политически программные цели и просуществовавший до начала Второй мировой войны. Эта национально-военная организация издавала газету «Сигнал»; в ее издательстве вышла ценная в военной литературе книга проф. ген. Головина «Наука о войне», трактующая о социологическом изучении войны.

В начале войны в связи с заключением между Германией и СССР пакта о ненападении ген. Туркулу, проживавшему в то время в Берлине, было предложено немецкими властями покинуть Германию, что повлекло его переезд в Рим. В заключительном периоде последней войны он вступил 21-го февраля 1944 г. в формировавшуюся ген. Власовым Русскую Освободительную армию и был им назначен 25-го марта 1945 г. командиром отдельного корпуса РОА и начальником всех добровольческих формирований в Австрии, но в то время в связи с приближавшейся катастрофой Германии трудно уже было чего-либо достичь в русском вопросе.

После окончания войны он принял участие в организации Комитета Объединенных Власовцев и возглавил кадры РОА, принимая кроме того живое участие в общественно-политической жизни русской эмигрантской колонии в Мюнхене и входя в Национальное Представительство русской эмиграции в Германии. Поддерживая связь со своими боевыми соратниками — дроздовцами, разбросанными по разным странам, а также власовцами, ген. Туркул редактировал и издавал выходивший с конца 1952 г. военно-политический журнал «Доброволец», являвшийся органом связи кадров РОА. Последствия, считавшейся настоятельно необходимой по мнению врачей, сразу не установивших причину болезни, и произведенной 15-го августа операции предопределили трагический исход и оборвали десять минут первого в ночь на 20-е августа нить его яркой жизни.

Пишущий эти строки имел честь состоять в боевых рядах Дроздовской дивизии с августа 1918 г. и участвовать почти во всех боях 3-ей батареи включительно до оставления Крыма и эвакуации Севастополя в ночь на 2-е/15-е ноября 1920 г., куда наша дивизия пришла после упомянутого боя у Карповой Балки на погрузку. Я вел во время войны сохранившийся у меня боевой дневник и видел ген. Туркула в боях, что и позволило мне коснуться нескольких боевых эпизодов с приведением точных дат и мест.

Не только исключительная, никем не оспариваемая храбрость, не только удачи в бою и счастье, заключавшееся в том, что при участии зачастую в передовой линии огня в столь многих боях судьба оказывалась, несмотря на многочисленные ранения, все же к нему благосклонной, но и несомненные, военные дарования отличали ген. Туркула. В бою у Ракитного, как уже упоминалось, его спас серебряный образок, в который попала пуля, в столкновении с 1-ой советской дивизией у Нижн. Куркулака 29-го июля/11 августа 1920 г. его жизнь была сохранена массивной зажигалкой в кармане его гимнастерки на груди; можно было бы привести еще и иные случаи и подобного рода, но достаточно будет указать, что он постоянно находился во время боя в самой действительной сфере близкого огня, вне зависимости от занимаемого им поста. В ряде случаев он мог при этом личным своим участием и распоряжением выправлять то тяжелое положение, в которое попадали подчиненные ему воинские части.

В Галлиполи я состоял членом исторической комиссии Дроздовской арт. бригады. При восстанавливании ее истории приходилось постоянно слышать от штабных и строевых офицеров дивизии, насколько хорошо ген. Туркул разбирался в общей обстановке фронта, в положении на участке дивизии и ее соседей, а также подчеркивание того, что он, обычно, сам набрасывал и намечал план предстоявшей операции. А они приносили дивизии неизменные успехи. Упоминания о дроздовцах в последний период нашей борьбы в Крыму не сходили со столбцов официальных сводок, победных реляций и газет, причем в последних наряду с разбором военных операций нередко приводилось имя нашего генерала, ему посвящались и отдельные статьи. Офицеры из белых рядов, занимавшиеся военной наукой, отмечали несомненное наличие у ген. Туркула в военном отношении «искры Божией», как выражался доблестный командир нашей 3-ей Дроздовской батареи полковник А.Г. Ягубов, скончавшийся в 1955 г. в Париже. Известный в военном мире генерал М.И. Драгомиров указывал в свое время, что «ясное понимание полностью дела во время боя дается редким единицам». Ген. Туркул этим качеством обладал.

Но и при таких условиях находились все же в свое время военные, которые либо из чувства соревнования между воинскими частями, либо из личной зависти, причем ею отличались не только боевые начальники, старались свести успехи ген. Туркула лишь к его личной храбрости, удачам и счастью — таков уже наш свет и таковы люди. Подобного отношения не удалось избежать в свое время даже Суворову, который в таких случаях говорил: «Сегодня счастье, завтра счастье — помилуйте, нужно же когда-нибудь и уменье».

Все последние годы я состоял в регулярной переписке с генералом Туркулом. Его всегда отличало бодрое настроение и надежда на то, что «нам удастся еще послужить России», как он писал и при этом подчеркивал, что для эмиграции является важным «не угащать духа и воли к дальнейшей борьбе за родину» даже при современной неблагоприятной политической обстановке. Эти же общие международные условия приводили его иногда к тому, что он, в целях хотя бы немного отвлечься от современности, перечитывал вышедшую в двух изданиях его собственную книгу «Дроздовцы в огне» и вспоминал при этом прежнее тяжелое, но более определенное в смысле борьбы с большевизмом время и те бои, с которыми для него «навсегда был связан гул атак, блеск смертельных молний, видение героической русской молодежи, неудержимо идущей вперед».

Книга эта по словам генерала «не воспоминания и не история — это живая книга о живых, боевая правда о том, какими были в огне, какими должны быть и неминуемо будут русские белые солдаты». В одном из своих писем мне ген. Туркул указывал в свое время, что она «является памятником дроздовской доблести и славы, в ней больше внимания обращено на описание отдельных красивых моментов, чем на течение боя». В ней изображены простые войны и бойцы из той великой группы безымянных героев, на фоне жертвенного служения долгу которых разыгрывают свои драматические оперные, а нередко и опереточные роли не всегда удачные политические актеры.

Для того, чтобы показать как относился ген. Туркул к борьбе за свободу и национальное бытие нашей родины против коммунистической тирании, следует привести здесь несколько выдержек из его книги.

«650 дроздовских боев за три года гражданской войны, более 15.000 дроздовцев, павших за русское освобождение /при 35.000 раненых/, также как и бои и жертвы всех наших боевых товарищем были осуществлением в подвиге и в крови святой для нас правды. Не будь в нас веры в правоту нашего боевого дела, мы не могли бы теперь жить. Служба истинного солдата продолжается везде и всегда. Она бессрочна, и теперь мы также готовы к борьбе за правду и за свободу России, как и в девятнадцатом году. Полнота веры в наше дело преображало каждого из нас. Она нас возвышала, очищала. Каждый как бы становился носителем общей правды. Все пополнения, приходившие к нам, захватывало этим вдохновением. Мы каждый день отдавали кровь и жизнь, потому-то мы могли простить жестокую дисциплину, даже грубость командира, но никому и никогда не прощали шаткости в огне. Когда офицерская рота шла в атаку, командиру не надо было оборачиваться, смотреть как идут.. «

«… Атаки стали нашей стихией… Наши командиры несли страшный долг. Как Дроздовский они были обрекающими на смерть и обреченными… В огне падают все слова, мишура, декорации. В огне остается истинный человек, в мужественной силе его веры и правды. В огне остается последняя и вечная истина, какая только есть на свете, божественная истина о человеческом духе, попирающем самую смерть…»

«… Они не умерли, они убиты. Это иное. В самой полноте жизни и деятельности, во всей полноте человеческого дыхания они были как сорваны, недосказавши слова, не докончивши живого движения. В смерти, в бою смерти нет».

«… И верили мы, как верим и теперь, что русский народ еще поймет все так же, как поняли мы, и пойдет тогда с нами против советчины. Эта вера и была всегда тем «мерцанием солнечных лучей», о котором писал в своем походном дневнике генерал Дроздовский. А бои все ширились, все разростались. Гражданская война все жесточала…»

«… Всем матерям, отдавшим своих сыновей огню, хотел бы я сказать, что их дети принесли в огонь святыню духа, что во всей чистоте и юности легли они за Россию. Их жертву видит Бог… Молодая Россия вся пошла с нами в огонь. Необычайна, светла и прекрасна в огне эта юная Россия. Такой никогда не было как та под белыми знаменами с детьми добровольцами, пронесшаяся в атаках и крови сияющим видением. Та Россия, просиявшая в огне, еще будет. Для всего русского будущего та Россия бедняков — офицеров и воинов — мальчуганов, еще станет святыней…»

Книга ген. Туркула является отражением происходившего. Действительность все же была еще более суровой, более жестокой и беспощадной и на фоне ее многое и действовавшие тогда люди проектировались ярче, чем этого можно было достичь даже талантливым описанием.

О себе самом ген. Туркул говорит в книге не так много, а между тем его военные дарования, его боевые успехи и совершенно исключительные храбрость и мужество в бою ставят его в первые ряды белых боевых командиров, отмечая его фигуру с особой яркостью. Он был живым носителем славы Дроздовской дивизии, для создания и поддержания которой он сам приложил так много своих сил.

Вот почему и сжались так горестно сердца дроздовцев при известии об его кончине.

Г. Орлов

Берн, 1957 г.

Оцените статью! Нам важно ваше мнение