H.А. ЦУРИКОВ « ДОБРОВОЛЕЦ

H.А. ЦУРИКОВ

Все более редеют ряды старого поколения русской интеллигенции. Не стало на днях и Николай Александровича Цурикова. В его лице из жизни ушел непримиримый противник коммунизма и советской власти, просвещенный русский патриот, талантливый публицист.

Николай Александрович выступал против большевиков, еще будучи студентом на юридическом факультете Московского университета, в 1907-1911 годах. Революцию 17-го года воспринял, как национальную катастрофу. По возвращении из германского плена, уже после октябрьского переворота, он с величайшими трудностями пробрался на юг, в Добровольческую армию, где поступил рядовым в офицерскую роту 2-го Дроздовского стрелкового полка, в рядах которой и проделал весь ее страдный путь. В эмиграции, живя в Праге, в Чехословакии, продолжал быть активным участником Белого Движения в той его форме, которую это движение приняло в рассеянии — Русского Общевоинского Союза/РОВС/, был близким сотрудником ген. Кутепова, руководившего работой «на ту сторону».

Оказавшись после войны в Германии, в гуще выдаваемой большевикам на расправу новой эмиграции, Николай Александрович все свои силы отдал правовой и политической защите бывших советских граждан. Кемптен, Фюссен, Шляйсхайм — вот основные этапы этого, памятного тысячам и тысячам, горестного и мужественного стояния за человека, за правду. Когда и этот, труднейший, период в борьбе эмиграции за то, чтобы выжить и быть услышанной свободным миром, остался позади, и эмиграция стала налаживать свою политическую жизнь, Николай Александрович сотрудничал с тогда еще не разошедшимися в разные стороны активными антикоммунистическими элементами Власовского Движения. Начался выезд в другие страны, жизнь становилась несколько более похожей на нормальную, возрастала политическая дифференциация эмиграции. Вскоре С.П. Мельгуновым был создан Союз Борьбы за Свободу, объединивший на широкой антикоммунистической платформе некоторые политически центральные элементы эмиграции, вне зависимости от их идеологического направления. Николай Александрович стал активным членом Союза, в последние годы был председателем германского отдела Союза, на этом политическом посту и умер.

Николай Александрович был талантливым публицистом. Но не только публицистом. В эмиграции сразу обратил на себя внимание своими очерками революционной России — «К познанию происшедшего». Был близким сотрудником Б.П. Струве по «Возрождению», «России» и «России и Славянство». Выпустил несколько политических брошюр, посвященных задачам и путям русской эмиграции, и проникнутых духом полного неприятия большевизма и коммунистической власти и верой в духовное и государственное возрождение русского народа и России. Подготовил к печати Николай Александрович и свои воспоминания о борьбе за спасение русских людей от насильственной репатриации в годы 1945-1947. Давно ждет своего издателя также книжка Николай Александровича, написанная совершенно в другом стиле — сборник легко читаемых рассказов, основанных, главным образом, на семейных и личных воспоминаниях о дореволюционных временах.

«Эмиграция», часто говорил Николай Александрович, -»либо миссия, либо дезертирство». Сам Николай Александрович дезертиром никогда не был, был подлинным идейно-политическим миссионером, всегда звавшим — словом и делом — к исполнению долга, к борьбе против коммунизма. Считаясь, однако, с тем, что не все способны на подвиг, Николай Александрович для подавляющей массы эмиграции выдвигал другую задачу — создание патриотического тыла, «того патриотического тыла, который, как всякое сгущенное пространство выталкивает вперед на борьбу, а не втягивает, как пространство разряженное — назад». И Н.А. разработал даже специальную схему: «Активизм на каждый день», которую подготовил к переизданию незадолго до смерти.

В эмиграции, как и раньше в России, Николай Александрович имел мужество принадлежать к центральному сектору. Не к тому, что презрительно — и справедливо! — именуется середкой на половинке, а к той действительно золотой середине, которая необходима и в политике, — в политике больше, чем где бы то ни было, — ибо без нее не мыслима нормальная политическая жизнь. Политическая середина у нас никогда — увы! не была достаточно сильна и организованна и никогда не пользовалась достаточным успехом — ни прежде в России, ни теперь в эмиграции. Думается, что в этой центральной позиции Николай Александровича и заключается одна из причин того, что он при жизни не получил надлежащего признания. Он не был своим у правых и был чужим у левых. Сторонник конституционной монархии, Николай Александрович считал вопрос о форме будущей верховной власти в России в настоящее время не существенным, твердо держался принципа непредрешенчества — и потому был неприемлем для правых, в особенности крайне правых. Всегда был глашатаем активизма, действенной непримиримости к большевизму и власти, родившейся в революции 17-го года, больше всего ценил начало свободы, а не равенства, и был противником всяких социалистических экспериментов, — а потому оставался неприемлемым и для левых, в особенности крайне левых. Его социально-политическая и экономическая программа могла быть выражена в двух словах: свобода, собственность. Свобода и собственность, говорил Н. А., это тот динамит, который взорвет коммунистическую твердыню. Человек определенных идеологических взглядов, Николай Александрович считал, однако, правильным участвовать не в идеологически закупоренных организациях, а в организациях, построенных на широкой тактической платформе борьбы против коммунизма и советской власти, за построение новой, свободной и великой России. Этот идеал Великой России Николай Александрович исповедывал твердо и был настоящим россиянином не только по крови, но и по ясному имперскому сознанию, утрату которого в правящих кругах дореволюционной России считал одной из существенных причин государственной катастрофы 1917-го года.

Жил Николай Александрович в полунищете, на которую никогда не жаловался, ничего лично для себя не искал, и все свое время и силы посвящал служению идее и людям. Конечно, этими чертами — цельностью и умудренной простотой, почвенностью и неколебимостью, бескорыстием, всегдашней готовностью к самопожертвованию — личность Николая Александровича не исчерпывалась. Но она этими чертами определялась.

Николай Александрович любил поэзию и в своих печатных и устных /он был прирожденным оратором/ выступлениях часто цитировал некоторых поэтов. Одно из своих послевоенных выступлений на Дне Непримиримости в Мюнхене Николай Александрович закончил выражением своей неизменной уверенности в неминуемом крахе коммунизма и советской власти и призывом ко всем присутствующим, в ожидании этого радостного дня освобождения и воскресения России, обещать словами поэта-героя, что-

Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут ясны
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной земли.

Николай Александровичу не суждено было дожить до этого дня. Но стены Нового Иерусалима взойдут и на его трудах, принадлежащих не только настоящему, но и будущему.

H. ПОЛТОРАЦКИЙ

Оцените статью! Нам важно ваше мнение