ДОБРОВОЛЕЦ

(2-ое продолжение)

Описание встречи Власов — Гимлер, приведенное нами в двух предыдущих номерах «добровольца», в переводе из труда Торвальда, представляет для изучения истории Русского Освободительного Движения, освещения его идеологии и характеристики личности самого Власова исключительную ценность. Запись д’Альквена, приведенная Торвальдом, передает о фотографической точностью не только слова и жесты собеседников, но и самую атмосферу того времени. Эта атмосфера становится очевидной, если вспомнить то положение; каждое характеризовало обстановку к моменту встречи Власова с Гитлером, т.е. к середине сентября 1944 года.

Удары советских войск на востоке летом 1944 г сопровождавшиеся кру­шением всего среднего и южного фронта германцев, с выходом советских войск к Висле и Неману, заставили отпасть союзников и попутчиков Германии — Фин­ляндии — на севере, Румынии и Болгарин — на юге. На западе англо-американ­ские войска подошла к самой германской границе, очищая от поспешно отсту­пающих остатков германских войск Францию и Бельгию. Хотя беседа совпала по времени с началом стабилизации немецких фронтов после быстрого отступ­ления, но было очевидно, что стабилизация эта временная. Государственный аппарат Германии, только за 2 месяца до того, получил сильнейшую внутрен­нюю встряску, в виде покушения на Гитлера, покушения явившегося следствием сознания безнадежности положения Германии. Террором руководители Германии проводили в тот момент последнюю мобилизацию воли германского на­рода на борьбу до конца. В этой атмосфере и произошла встреча Власова с Гимлером.

Данная атмосфера, наложив отпечаток на беседу, предопределила ту значительную долю откровенности, с которой велся разговор с обоих сторон. Для иностранного исследователя событий, который не пережил этой обстановки в самой Германии, может показаться парадоксальным то обстоятельство, что в таких безнадежных условиях оба собеседника с первых же слов сходятся во мнении что «еще не поздно». Если для осведомленного Гимлера это могло быть выражением обязательного казенного оптимизма, прикрывавшего последнюю попытку опереться на отталкиваемое им до сего времени Русское Освободительное Движение, то в отношении Власова вопрос нельзя объяснить неискренностью или недостаточной осведомленностью в реальной обстановке. Правда, не­осведомленность Власова проявляется в ряде его высказываний в ходе разговора. Так, наивно звучит его формулировка для сентября 1944 года, что «если с русской армией я дойду до Москвы, то смогу закончить войну по телефону, обратившись к моим товарищам, которые дерутся на той стороне фронта». Не говоря о том, что данная предпосылка о занятии Москвы была фантастикой с военной точки зрения в данных условиях, само представление Власова, что достаточно было бы появиться тогда, т. е. осенью 1944 года, большой Русской Освободительной Армии, чтобы вызвать перелом на фронте, было уже в корне неверным. Данное положение верное для 1942 и 1943 г. г. теряло свою силу во второй половины 1944 года.

Распространенные в широких кругах эмиграции представления, основывающиеся на донесениях и пропаганде времени войны, что еще в последние месяцы боевых действий 1945 года, при первом появлении частей РОА на фронте, начинались массовые сдачи в плен красноармейцев не подтверждаются серьезными источниками. Хотя отдельные сдачи в плен происходили и в то время, но в этот период они не имели уже политического характера, победоносное наступление советской армии и неустанная пропаганда об «изменниках в немецких рядах» сделали свое дело. Можно точно установить, что этот перелом настроений советской армии произошел летом 1944 годя, при обнаружившейся слабости немецкого сопротивления и выявившейся близости конца войны. Та же книга Торвальда дает в отношении этой проблемы точные и ценные указания, приводя описания интереснейшего опыта немецкой пропаганды на восточном фронте. Последние перебежчики, требовавшие направления их в русскую армию Власова, были зарегистрированы весной 1944 года. Об этом переломе настроений советской армии Власов тогда еще не знал.

Также свидетельствует о неосведомленности Власова его надежды на возможность для немцев оснащения и вооружения большой армии РОА в конце 1944 года, когда даже сгоревшие в боевом огне немецкие дивизии не могли быть восстановлены из-за недостатка материальных средств.

Эта неосведомленность Власова понятна, если принять во внимание то положение изоляции и полузаключения, в котором содержался он с начала 1943 года.

Однако можно утверждать, что безнадежность положения Германии была Власову достаточно ясна. О том свидетельствует его ответ, перед разговором Гимлером, на предупреждение своего ближайшего немецкого советника капитана Штрик-Штрикфельда, что «уже поздно». Власов тогда ответил последнему: «не могу уклониться, когда столько людей пошло за мной и я должен итти до конца».

Этот конец не связывался Власовым с концом борьбы Германии. Создание армии должно было объединить разрозненные силы и дать им пережить поражение Германии, чтобы включиться затем на стороне других сил, которые должны были заменить Германию, в борьбу с коммунизмом. К этой цели и стремился Власов в беседе с Гимлером, не раскрывая свои карты. Завуалированно он раскрыл их в своей речи два месяца спустя, в Праге, при провозглашении своего манифеста: «… Комитет Освобождения Народов России приветствует помощь со стороны Германии. Эта помощь в данное время — единственная реальна возможность организовать вооруженную борьбу против сталинской клики…» — подчеркнул Власов в своей речи.

Эти надежды и заставили Власова с настойчивостью и большим искусством преследовать в разговоре с Гимлером другую важную цель: создание Комитета Освобождения Народов России, с целью провозглашения в официальной декларации и с государственной трибуны политической программы Русского Освободительного Движения. Данная декларация — Пражский манифест — и был провозглашен через два месяца после совещания с Гимлером, несмотря на ряд препятствий и осложнений ей предшествовавших.

Таким образом Власову удалось беседой с Гимлером вызвать к жизни два явления:

• 1. Начало создания русских вооруженных сил в крупном масштабе – армии РОА;
• 2. Создать возможность провозглашения для всего мира, через голову немцев, призыва к борьбе с коммунистическим режимом и программы свободной России, программы не опиравшейся на национал-социалистическую идеологию.

Судьба не сулила успеха Власову. На первых двух дивизиях «засохли» формирования РОА, из-за ограничения немецких средств, внутренних трений в отношении Власовской акции со стороны ряда немецких ведомств, и катастрофически развивавшейся обстановки на фронтах. В трагических событиях последних недель войны эти дивизии и Комитет Власова попали между советским молотом и западной наковальней. Также оказался неуслышанным призыв Власова к борьбе с коммунизмом, направленный через голову немцев к западным демократиям. Ослепление ответственных руководителей Запада в отношении своего коммунистического союзника повело к выдаче Власова и основной массы его дивизий в руки торжествующего красного молоха.

Означает ли это, что справедливы раздающееся часто упреки в отношении Власова и Освободительного Движения за нереальность и беспочвенность его политической и военной акции? Интересно, что за 27 лет до принятия Власовым в безнадежных условиях решений итти до конца по пути антикоммунистической борьбы, такое же решение в таких же тяжелых условиях принял и первый возглавитель Белой Добровольческой армии генерал Алексеев. Уводя свой двухтысячный отряд добровольцев в Кубанские степи под напором заливавшей Россию большевистской стихии, он, в ответ на вопросы «реальных политиков» о цели и шансов этого безнадежного похода, сказал: «куда мы идем — не знаю, вернемся ли — также не знаю, но мы должны зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы». В 1944 году генерал Вла­сов, дравшийся в 1918 году с Белой армией как красный солдат, вступил в таких же безнадежных условиях в бескомпромиссную борьбу с коммунизмом. Этим вновь зажжен был «светоч» в обольщенном большевизмом мире.

Трагедией обоих крупнейших антибольшевистских движений — Белого и Освободительного — и самой России был их неуспех. Однако, критерием моральное оправданности обоих Движений не является еще факт успеха или неуспеха. Ис­тория России и всех других народов, от древних времен и до наших дней, сви­детельствует, что зачастую не победы или успехи, а поражения и неудачи определяли удельный вес величия народа и моральную оправданность его истори­ческой и культурной миссии, являясь залогом грядущего возрождения. Один к руководителей Белой борьбы, генерал Деникин, в ответ на те же упреки в преждевременности начала Белого движения высказал в свое время ту же мысль в следующей форме: «если бы в ответ на большевизм не нашлось людей готовых отдать свою жизнь на борьбу с ним за поруганную Родину, то это был бы не народ, а навоз, годный лишь для удобрения полей западного континента. К счастью мы принадлежим хотя и к умученному, но великому Русскому народу».

Распространенная в среде врагов России и русского народа клевета о духовном приятии им коммунистической сущности, нашла в Русском Освободительном Движении времени войны вновь свое яркое опровержение. В этом непрехо­дящее значение движения генерала Власова и Пражского манифеста.

(окончание следует)