ДОБРОВОЛЕЦ

I

» Не хлебом единым жив будет человек». Эти слова относятся к жизни не только отдельного человека, но- и народов. Народы, как и отдельный человек, должны иметь тот источник вдохновения, который творчески орошает и оплодотворяет их жизнь и подымает их на высшую плоскость сравнительно с их природными данными, творчески расширяя их жизненные горизонты.

Эти духовные начала есть самое ценное достояние в жизни народа; они его, и вместе с тем выше его, ибо они — те идеалы, согласно которым он стремится жить, и тот духовный масштаб,, та духовная мерка, согласно ко­торой он оценивает себя и свои действия и достижения, и нередко – в мо­мент религиозного подъема и перелома – произносит суд над самим собой. Отрежьте эти корни духовной жизни, и нечем будет народу дышать духовно.

Для русского народа таким основным питающим фоном, таким источником духовной силы было христианское благовестив,. принесенное ему Православ­ной Восточной Церковью и представленное в его истории и жизни этой Православной Восточной Церковью. Русский народ в своей вере, в своей духовной жизни, часто весьма несовершенной жизни, полной грехов и недо­статков, «ухватился», так сказать, за самый Центр христианского благо­вестил: снисхождение милосердного Бога к недостойному грешнику, кающе­муся и пораженному Его милосердием. Евангельская история полна таких повествований. Они нашли глубокий отклик в народной душе. Народная ду­ша со всей силой сокрушенного чувства отзывается на такие слова из песнопений и молитв Великого Поста, как «Покаяния отверзи ми двери, Живодавче».

Народ православный чувствовал себя недостойным грешником перед лицом Божиим и умилялся вместе с тем безмерному снисхождению спасающей любви Божией. С глубоким умилением следил он за словами и обрядами служб Страстной недели, рисующими это безмерное снисхождение — даже до мук и Креста и смерти Единородного Сына Божия. «Жизнь во гробе положился еси, Христе, и ангельская воинства ужасахуся, снисхождение славяще Твое»

«Днесь висит на древе иже на водах землю повесивый; венцом от тер­ния облагается иже ангелов Царь; в ложную багряницу облачается одеваяй небо облаки»….

Но не только страждущий Богочеловек, близкий к нам, к.нашему стра­данию, не только благостный и смиренный Учитель, имеющий власть прощать грехи, допускающий к себе мытарей и. блудниц, но — может быть, в еще большей степени — и Воскресший, и Победитель ада и тьмы, и греха и смерти навсегда покорил душу русского народа. Об этом свидетельствует то ог­ромное общенародное значение, которое в России имеет Светлый Праздник Воскресения Христова в народной, как и в церковной жизни. Это был «праздник из праздников» и «торжество из торжеств». Лучи победы освящали в нем жизнь, давали новый смысл жизни, пронизывали ее отголоском Воскресения Христова.

2.

На самую ткань жизни, жизни ежедневной, наложило свою печать хри­стианство там, где оно творчески воздействовало на народную душу. Рус­ский человек нередко был склонен к хаосу, к эмоциональному беспорядку, к «размаху», который нередко переходит в хаос, а в некоторых кругах интеллигенции (как и в бабах-кликушах) порою порождает истерию, ярко представленную напр., писателями — «символистами». Православная Церковь — великая воспитательница народной души, насаждала в русском человеке дух трезвенности, внутренней меры, смирения, мужественности и ду­ховного подвига, подчиняющего внешнюю эмоциональность просветленным за­конам духовной жизни. Великие старцы и наставники духовной жизни были живыми носителями и примерами этого подвига. Но этот идеал трезвенности благолепия, духовного благообразия захватывал и широкие круги народа. Соединение скромности, смирения с каким-то внутренним достоинством чело­века-христианина было характерно для многих живых представителей христи­анского миросозерцания в народной среде. Примеров можно привести бесконечное количество. Но из литературных примеров, может быть, один из особенно ярких это — сцена в «Декабристах» Л.Н.Толстого, как деревенская старуха Тихоновна, в хлопотах о своем несправедливо заключенном муже, отправляется в Москву, в московскую усадьбу своих господ Чернышевых. Роб­ко входит она в большую «людскую» избу. Это для нее — выход в большой, незнакомый свет. Критические взоры некоторых представителей столичной прислуги встречают ее. Но она так подлинна в своем деревенском правиль­ном наряде, в своих белых онучах; так истово кланяется она сначала три раза перед иконой, а потом уже на все стороны присутствующим, что смешки смолкают. Есть внутренняя подлинность, внутреннее достоинство в этих смиренных, часто совсем простых людей, внушающее уважение. Это благообразие духовное предносилось как идеал многим крепким в вере и отцовском благочестии русским людям и осуществлялось многими из них. Оно наложило свою печать, напр., на патриархальные формы русского религиозно-укорененного семейного быта, в самых различных слоях русского населения, начиная от крепких крестьянских семей, особенно, напр., старообрядческих, и кончав связанными с духовной традицией предков, семьями купечества, духовенства и дворянско-аристократического класса. Стержнем благочестивой русской семьи является РОДИТЕЛЬСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ, о котором говорится уже в русских былинах об Илье Муромце, о Добрыне Никитиче, о Дюке и даже в бы­лине о Ваське Буслаеве. Преподание родительского благословения новобрачным обставлялось особенно торжественно; ряд примеров, взятых из крестьянской среды различных русских губерний, собран, напр., у Терещенки в его книге «Быт русского народа», вышедшей более ста лет тому назад(1842?). Носительницей, особенно чтимым символом этого благословенного духовного наследия предков была ДЕДОВСКАЯ ИКОНА, переходившая из поколения в по­коление. Она представляла собой невидимое присутствие Божье в семье и нерушимую духовную связь с предками и благословение родителей.

Мать-христианка является часто духовным питающим центром христианской семьи. Ее воздействие на детей бывало огромно. Она часто была главным проводником религиозного начала в жизнь семьи.

Вспомним, напр., что говорили о своих духовно очень замечательных матерях такие выдающиеся русские люди, как А.С.Хомяков или философ, князь Е.Н.Трубецкой, признававшие решающее, основоположное влияние своих ма­терей-христианок на всю свою духовную жизнь. Благодатная жизнь Церкви вливалась в семью особенно сильно через посредство матери, в прежние времена и поныне.

3.

Русская культура была сильно оплодотворена религиозным началом, чер­пала свое творческое вдохновение в значительной степени из источников своего христианского опыта. Остановлюсь лишь на некоторых проявлениях этих христианских начал в русской культуре.

Через всю русскую классическую литературу 19-го века красной нитью проходит ПРОПОВЕДЬ ЖАЛОСТИ к страждущему брату и провозглашение, вели­кого достоинства человека, кто бы он ни был и к какой бы среде, к како­му бы слою он ни принадлежал. Над русской классической литературой 19- го века можно было бы надписать в виде эпиграфа слова Пушкина: «Милость к падшим призывал». Вспомним галлереи бедных забитых «маленьких» страж­дущих людей в русской литературе, «бедных людей», «униженных и оскор­бленных», людей из «Мертвого Дома» Достоевского, всех этих преступни­ков, блудниц, пьяниц, которых он изображает с сочувствующим сострадани­ем, в которых он, среди грязи и разврата, находит затаенную, еще тепля­щуюся искру Божию. Вспомним мягкий, сострадательный юмор великого чело­веколюбца Чехова, любовь Толстого к простым людям. Русская классическая литература 19-го века явилась и является ВЕЛИКОЙ УЧИТЕЛЬНИЦЕЙ ХРИСТИ­АНСКОЙ ЛЮБВИ, из которой она и почерпала свою великую, нравственно дви­гающую силу, вылившуюся при этом не в сухих каких-либо прописях, а в великих живых произведениях искусства. Школа любви, школа признания ЦЕННОСТИ ИНДИВИДУАЛЬНОГО ЛИЦА каждого человека — как это абсолютно отлично от большевистской проповеди. И этому суждено одержать победу над ней. Недаром в Советской России так зачитываются русскими великими классиками 19-го века. Здесь — один из прорывов в большевистском дух- ном фронте, уже осуществляющихся прорывов  .

Можно сказать, что и дух ПРОСТОТЫ и подлинности, столь характерный для русской великой литературе 19-го века, имеет религиозные корни, вдох­новлен духом, живущим в православной Церкви, в ее великих святых и под­вижниках. Трезвенность, сдержанность духовная, глубокое смирение и про­стота сердца, в которой сказывается истинное величие духа, как это ха­рактерно — мы уже видели — для ее духовной традиции, для высот ее рели­гиозной жизни!

Не повлияло ли это на ту поразительную трезвенность и лаконичную сдержанность и внутреннюю целомудренность стиля, которые поражают нас в величайших лирических творениях Пушкина и Тютчева?

Воздействие Православной Церкви на все развитие русской культуры во обще многообразно., трудно, поддается учету по своему богатству.и многообразию. Не буду останавливаться на изумительных произведениях русского церковного искусства — на древних иконах и русском религиозном зодче­стве. Хочу сказать несколько слов о.весьма ярком и оригинальном развитии русской религиозной мысли.

Русская религиозная мысль нового времени, особенно в лице Ивана Ки­реевского (1805-18-59) и А.С. Хомякова (1804-1860), которых можно назвать родоначальниками синтеза между данными западной интеллигенции и традициями внутренней жизни восточного христианства. Недаром Л.Киреевский в писме к Хомякову 1839-го года называет Исаака Сирина величайшим христианским мыслителем. Истинное познание Божественного дается только при «изменении моего внутреннего «я») при врастании моем в божественную действитель­ность. Я должен CAМ ИЗМЕНИТЬСЯ, сам переродиться, сам преобразиться, и только так становлюсь я способным постигать Истину не словами, а существенно. Позначние жизни есть НОВАЯ ЖИЗНЬ, жизнь обновленного духа, захватывающая ВСЕГО человека, его волю и чувства и внутреннее познавание, а не только логические схемы. Кто знает об истине только по наслышке и не живет ею, подобен человеку, желающему утолить свою жажду водой, нарисованной на стене (сравнение Исаака Сирина). Все учение Киреевского о познании истины может рассматриваться как комментарий к этим словам апостола Павла во 2-ом Послании к Коринфянам «Мы же с открытым лицом, взирая на славу Божию, мы САМИ ПРЕОБРАЖАЕМСЯ ИЗ СЛАВЫ В СЛАВУ, как от Господня Духа». Воздействие Духа Божия в «соборности» братской любви, объединяющей нас друг с другом, силою Духа, причем принцип свободы личности органически соединяется с принципом братского общения — вот основная тема Хомякова. Свобода личности и любовь, объединяющая нас воедино с братьями в великий живой организм единого Тела Христова вот что, по убеждению Хомякова, есть смысл развития человечества. И национальная жизнь призвана служить этому великому объединению всех люде в Боге, в Истине Божией, в живом организме Тела Христова.

Для Достоевского(который был не только великим художником, но одна из величайших христианских мыслителей нашего времени.) ответ на обуревающие нас сомнения, на наши страдания, на несправедливость, царящую в мире, на нужду, грязь, сладострастие и жестокость человеческие, ответ на то, что мы в смысле жизни, и в истине и правде Божией начинаем сомневаться, — дан только в одном: в образе Христа, который сам раскрывается нам в глубинах сердца нашего, как имеющий власть прощать, как безмерно Снисходящий к нашему страданию и падению, как Милующий и Восстанавливающий нас, как САМ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩИЙ СЕРДЦУ НАШЕМУ о действительности Истины и Любви, которые Он есть сам. В Любви Божией, снисходящей к нам во Христе, и в нашей непосредственной ВСТРЕЧЕ С НЕЮ (ибо другого доказательства нет, кроме этой встречи) раскрывается для болезненно-чуткого, для душевно взбудораженного и мятущегося Достоевского смысл и цель и жизни нашей и страдания нашего, и освящение жизни и предчувствуемое уже теперь пре­ображение мира(как у старца Зосимы в»Карамазовых» или у странника Макара Ивановича в «Подростке»). Достоевский в своем миросозерцании глубоко христоцентричен и вместе с тем глубоко народен. Не закрывая глаза на всю мерзость падения, на которую способен русский народ, он продолжает любить его даже в падении его (хотя оно ему омерзительно) и ВЕРИТ В ЕГО ВОССТАНОВЛЕНИЕ СИЛОЮ БОЖИЕЙ.

Христианство, как мы знаем, влияло не только на эстетическую культуру и на литературу, на религиозную философию русского народа, не толь­ко на патриархальный быт благочестивых семей — оно оказывало воздействие на весь поток исторической жизни русского народа, среди всех его паде­ний и недочетов, оно часто было ему маяком среди мрака его страданий и собственного греха. То, что мы говорили о покаянной стихии, захватываю­щей русского человека, напр., в богослужениях великого поста и особенно ярко проявлявшейся в отдельных случаях обращения тяжкого грешника к Бо­гу, — это относится в значительной степени и к ЖИЗНИ И К СУДЬБАМ РУССКОГО НАРОДА В ЕГО СОВОКУПНОСТИ.

Уже в летописи Нестора под 1093 годом, при описании страшного набега половцев и мук русских людей, особенно же отведенных в плен, усиленно проводит мысль, что это есть попущение Божие в наказание за грехи наро­да. Это чувство вины своей перед Богом и что Бог карает нас за грехи наши, часто пробуждалось в самых широких кругах народа в моменты кризисов или горя народного. Об этом свидетельствует, напр., то широко распространенное в Смутное Время сказание о неком благочестивом человеке, который в видении был перенесен в какую-то большую церковь и видел, как Матерь Божия слезно молила Сына Своего простить грех заблудших и впавших в глубину греха русских людей.