14 ВЕК В РУССКОЙ ИСТОРИИ. — Н. ЕЛЬСКИЙ

"Доброволец" » №29 » 14 ВЕК В РУССКОЙ ИСТОРИИ. — Н. ЕЛЬСКИЙ

14 ВЕК В РУССКОЙ ИСТОРИИ. — Н. ЕЛЬСКИЙ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ

Начало 14 века застает Россию в состоянии полного разгрома, физического и морального. Желающие преодолеть соблазны евразийства и модного одно время у нас снисходительного азиато-фильского толкования татарского ига, пусть прочтут не только летописи; наши летописцы технически не могут, не имеют слов, чтобы описать виденные ужасы. Для такого описания нужен особый соответствующий талант. Его и теперь немного — многие ли сумели соответственно описать ужасы, которые видело наше поколение? Чтобы составить себе представление о татарщине, надо читать проповеди Серапиона, епископа Владимирского, живописующего ярко и выпукло. После такого чтения соблазн евразийства не может остаться в душе читателя.

Впрочем и в летописи видим мы страшные картины:

Говоря о путешествии из Венгрии домой князей Даниила и Василько Pомановичей Галицких, Ипатьевская летопись рассказывает: «Не возмогоша итти в поле, смрада ради множества избиенных, не бе бо во Владимире остался живый. Церкви святой Богородицы исполнены трупья, иныа церкви наполнены быша трупиа и телес мертвых»

О Рязани Сводная летопись говорит: «Взяша град Резань и пожгоша весь и князя их Юрья убиша и княгиню его, а иных же емша мужей и жены, и дёти, и черньца и черницы и иерея — овых рассекаху мечы, а других стрелами стреляху, тьи в огонь метаху, иные имающе вязаху и груди вырезаху, и жолчь выимаху, а с иных кожи одираху, а иным иглы и щепы за ногти бияху и поругание черницам и попадьям и добрым женам и девицам пред матерми и сестрами чиняху.»

О Суздале говорит Лаврентьевская летопись: «Черньци и черницы старые, и попы, и люди слепые и хромые и слукыя и трудоватые люди — все изсекоша, а что чернець юных и черниц, и попов и попадий юных, и диаконы и жены их, и дщери и сыны их и иные люди все — то все ведоша в станы свои …овы же ведуще босы и безпокровены в страны своя, издыхающи мразом.»

Полувека не было достаточно, чтобы начать залечивать раны.

Хуже того, самой России, как государства независимого, не стало, и не только потому, что она была покорена татарами, но и потому, что народ потерял сознание своей независимости. За 50 лет подъяремного существования, наши предки привыкли не только за страх, но и за совесть, не только по принуждению, но и всерьез, считать своими повелителями татарских ханов. В этом отношении особенно характерно то, что этих ханов они стали именовать царями, титулом, который не решались применять — русские люди даже и к своим великим князьям, титул, который в домонгольский период относился ими только к императорам Византии — возглавителям всего христианского мира.

Сами князья русские со всеми своими спорами и недоразумениями, как высшему арбитру, обращались к татарскому хану, признавая, совершенно всерьёз, не только его физическую силу, но. и государственный авторитет.

Сыновья Александра Невского, Димитрий и Андрей, свой спор отдают на суд хану. Юрий Данилович Московский и Михаил Ярославич Тверской, даже встрётившись на поле битвы, отлагают сражение, уславливаясь идти в орду, чтобы там решить спор. Дмитрий Тверской с тем же Юрием тоже судится в орде.

Ханы татарские, как своим слугам, давали этим князьям различные поручения, и князья друг пред другом добиваются татарских отличий.

Великим князьям Московскому, Тверскому, Суздальскому — и Рязанскому хан поручает начальствование над численниками — заведовать сбором дани с порабощенной Руси, — быть ханскими приказчиками — мытарями.

И князья охотно принимают это назначение, а сын князя Ивана Калиты Симеон, старается добиться расширения этих ханских полномочий на князе не только Московской, но и других областей. «Был Симеон у хана в велик чести», замечает летописец. И это, несмотря на то, что Симеон заслужил название «Гордого» в летописях. Странная гордость.

Острое, до боли горькое чувство обиды за князей, заставившее русского летописца за шестьдесят лет До того воскликнуть: «о злее зла честь татарская». Это горькое чувство за пол века неволи в значительной степени мягчилось, потускнело, сменившись более опасной, уже не только для государственного бытия, но и для самого народа русского, как такового, привычкой к рабству.

Итак, в начале 14 века государственным центром для русских людей делалась ханская ставка.

А на месте, в России, что?

И там, в глуши, зимой занесенной снегом, летом укрытой среди дрему — их лесов, мы не найдем почти никаких следов национальной государственности.

Потускнело и почти исчезло самое сознание государственности. Это сознание — молодое и неустоявшееся у всего лишь трехвекового русского народа, в течение длинного ряда годов, еще до татарского нашествия, подтачивалось и разлагалось междуусобием князей — носителей государственности. Теперь это сознание почти совершенно пало.

Князья еще существуют, но они являются лишь частновладельческими вотчинниками, помещиками, даже не слишком крупно-поместными, если сравнивать владения тогдашних князей, даже великих, с имениями, например, Екатерининских вельмож.

Вот как описывает Ключевский владения одного из тогдашних князей — Заозерского: «Столица его состояла из одинокого княжеского двора, недалеко от впадения реки Кубины в озеро. Близ этой княжевской усадьбы стояла церковь во имя св. Димитрия Солунского, очевидно этим же князем построенная в честь своего ангела, а поодаль было раскинуто село Чирково, которое служило приходом этой церкви. Вот и все владение тогдашнего удельного самодержавца». /Ключевский, Курс Рус. Истории, т. 1, 442/.

И в то же время эти князья — помещики непрестанно ведут между собой борьбу и раздоры, окончательно подрывающие их авторитет и привлекающие татар на Русь в качестве судей, решающих княжеские споры.

Чтобы показать, как совершенно померкло государственное чувство у этих князей, приведем выдержки из духовного завещания князя московского Иваны Калиты своим сыновьям Симеону, Иоанну и Андрею: «Се дал есмь сыну своему большему Симеону — Можайск, Коломну во всеми коломенскими волостьми, Похряне, сельцо на Северьце в Похрянском уезде, сельце Микульское, зело Напрудское у города, 4 цепи золоты, 3 поясы золоты, 2 чаши золоты, блюдце золото с каменьем. А се даю сыну своему Ивану: Звенигород, Рузу, Замошьску свободу, село Рузьское, село в Замошьской свободе, а из золота 1 цепи золоты, пояс больший с женчугом, 2 блюдца меньши. А что есмь придобыл золота, что ми дал Бог и коробочку золоту, а то есмь дал княгине моей с меньшими детьми. А из порт моих сыну моему Симеону кожух червленый женчужный, шапка золотая, а Ивану сыну моему кожух желтая обирь с женчугом. Андрею сыну моему — шугай соболий с наплечки…»

Здесь, как видим, колоритно смешано все вместе: города, села и сельцы, золотые коробочки, шубы и чаши — все равно составляет только частную собственность хозяина — помещика — князя.

Такой ли князь мог стать государем всея Руси, предшественником императоров Всероссийских?

«Ключевский свидетельствует: «удельный князь в своем уделе был собственно не правитель, а владелец — его княжество было для него не обществом, а хозяйством.»/стр. 445/

Самая мизерность владений тогдашнего князя способствовала забвению им своего государственного значения. В начале княжения Ивана Калиты княжество Московское не имело в длину и сотни верст. Город Радонеж, леса на месте теперешней Троице — Сергиевой лавры и посада принадлежали уже другому князю. Село Лопасня, в 70 верстах от Москвы к югу принадлежало уже к Черниговскому княжеству.

Соперничавшие с Москвой княжества Тверское, Суздальское, Рязанское были ничуть не значительнее Москвы.

Такому ли карликовому владению, ничтожному поместью должно было стать семенем великой империи?

Наступившее в результате нашествия, разгромившего все существовавшие на Руси в прежний период школы и центры просвещения, полное невежество, неразвитость, неграмотность, еще более способствовали потемнению русского государственного сознания. Ведь князь Димитрий Донской был неграмотным.

И вот, на этом темном фоне мы встречаем вдруг, совершенно неожиданно, с интересным и ярким явлением: у мелкопоместных князей — помещиков вдруг неожиданно является претензия на государственное значение и притом претензия широчайшая.

Иван Данилович Калита, не имевший ясного представления о различии характера владения г. Можайском и собольей. шубой, вдруг принимает титул «великого князя всея Руси», титул многозначительнейший, которого не знали даже могущественнейшие наши домонгольские князья, довольствовавшиеся титулами «набольшого князя», старшего князя, князя Киевского, и не заявлявшие так ясно и торжественно в самом звании своем претензии на всю раздробленную русскую землю.

Как могло это случиться?

Как мог правнук и преемник Иваны Калиты, владевший все еще сравнительно незначительным княжеством Московским, обратиться к сильнейшему — и могущественнейшему Литовскому великому князю, владевшему западной половиной Руси, с недвусмысленно дерзновенным заявлением «Ано и не то одно наша вотчина, кои города и волости ныне за нами. И вся Русская земля из старины от наших прародителей — наша вотчина.»

Откуда, после страшного государственного падения и потемнения, могло явиться это величавое государственное представление?

Мы знаем о единстве русского народа, или, например, о единстве славянских племен из истории, из литературы, филологии — из книг. Этим путем русские люди 14 века не могли осознать свое единство. В подавляющем большинстве они были неграмотны.

Конечно, московские князья имели тогда самое смутное представление о величине и географическом положении русской земли, на которую они претендовали? непосредственное общение между отдельными частями страны, населенной русским племенем, уже давно прекратилось. А между тем, сознание русского единства жило и выявлялось тогда гораздо ярче и яснее, чем ныне, когда оно омрачено и шовинизмом различных сепаратистов и частым непониманием и незнанием многих из нас.

Где найдем мы разгадку этому поразительному явлению?

В Церкви Русской, в ее истории.

Церковь Православная, породившая нашу родину на заре ее государственного бытия, давшая национальное самосознание, культурное содержание и государственные представления восточно-славянским племенам, Она же заново возродила государство этого племени, после падения им перенесенного

Только Церковь в те времена являлась носительницей сознания всерусскости. Только ее глава — митрополит, носил титул возглавителя «всея Руси». Слово это было неизвестно в гражданском обиходе во весь домонгольский период и после монгол до первой половины 14 века.

Но вот, в начале второй четверти 14 века митрополит Петр поселяется в Москве. В этом городе, рядом с князем, является носитель иной власти — духовной, и власть эта именует себя властью «всея Руси». Она помнит о всерусскости.

И вот, сам еще, возможно, не вполне сознавая, что он делает, князь Московский, следуя примеру митрополита, принимает великий и страшный по своей ответственности титул великого князя всея Руси, бросая тем дерзновенный вызов всем бесконечно сильнейшим свои соседям, захватившим тот или иной осколок раздробленной Русской земли.

И опять таки Церковь несокрушимо мощной рукой помогает ему и его потомкам не на ветер бросить этот обязывающий титул, но осуществить его во всей полноте.

«Идейную пищу и обоснование сознанию московских государей о богоустановленности их власти давало русское духовенство в своих писаниях проповедуя полновластие богоустановленного монарха, которому вменялось в обязанность охрана правоверия в своем государстве и прав Православной Церкви, и в частности, требуя подчинения удельных князей великому князю, который есть «всея Русския земли государем государь». /С. Г. Пушкарев «Очерк истории русского государственного права» и М. Дьяконов «Власть московских государей». /

Православная Церковь вывела маленькое московское княжество на великую всерусскую дорогу и она же помогла Москве стать центром Святой Руси.

Н. ЕЛЬСКИЙ

Оцените статью! Нам важно ваше мнение