ДОБРОВОЛЕЦ

/американская и эмигрантская/

Что конструктивное сотрудничество антикоммунистический эмиграции с антикоммунистическим свободным миром есть предпосылка совершенно необхо­димая для успешной борьбы с коммунизмом, понимает и каждый эмигрант и те представители свободного мира, которые этой борьбой интересуются»/Я не говорю «занимаются» или»борьбу ведут», ибо далеко в этом не уверен/.

Что этого сотрудничества нет, хотя и говорится о нём очень много, — это знают все, кто хоть сколько-нибудь внимательно следит за всем проис­ходящем в деле борьбы с коммунистической агрессией. И, естественно, ищут причины, препятствующие установлению этого сотрудничества.

Эмигранты во всём обвиняют американцев, американцы — эмиграцию, но обвинения дела не исправляют, а только усиливают взаимные расхождения, от которых только страдает дело борьбы с коммунизмом, к которому совер­шенно искренно стремятся и одни, и другие.

А большевики умело используют это расхождение, всячески стара­ются его углубить и, тихой сапой, занимают одну позицию за другой.

Положение создается угрожающее, всё дело борьбы с большевизмом и защиты от коммунистической агрессии ставится под вопрос.

Что же мешает наладить столь необходимое сотрудничество?

Ответ на этот вопрос может быть только один: различные точки зре­ния свободного мира /американцев в первую очередь/ и эмиграции на самую сущность всего происходящего, а отсюда вытекают и различные точки зрения на методы борьбы.

Представьте себе, что перед консилиумом врачей сложный и опасный случай какой-то неисследованной болезни. Одна группа врачей, влиятельных, располагающая возможностями применить любой метод лечения, не считаясь с материальными затратами, ставит один диагноз и, в зависимости от него, приписывает соответствующие лекарства и режим.

Другая группа, имевшая возможность наблюдать эту болезнь непосред­ственно, а не на основании сведений из третьих рук и теоретических рас­суждений, как первая группа, или даже перенесших эту болезнь на себе, ста­вит диагноз совершенно другой и держится мнения противоположного, как о характере болезни, так и о методах её лечения.

Одни рекомендуют грелки, другие — пузырь со льдом, одни — слабитель­ное, другие — закрепительное, одни — возбуждающее, другие — успокаивающее.

Что будет с больным в таком случае, догадаться не трудно: «залечат» есть хорошее выражение для такого случая в русском языке.

События последних лет дают всё больше и больше оснований к тревоге, как бы не «залечили» и дело борьбы с коммунизмом при столь различных точках зрения на самую сущность коммунизма и на способы борьбы с ним, ка­кие существуют у двух необходимых партнеров в этой борьбе: свободного мира и эмиграции.

А что эти точки зрения не только совершенно различны, но не редко и диаметрально противоположны, доказывать сколько-нибудь внимательному и вдумчивому наблюдателю нет никакой надобности.

Достаточно хоть бегло оглянуться лет на пять назад и проследить высказывания представителей свободного мира по вопросу борьбы с коммуниз­мом, чтобы убедиться, как всё больше и больше углубляется расхождение во мнениях между эмиграцией и свободным миром и как всё больше и больше та деятельность, свободного мира, которую некоторые называют «борьбой с ком­мунизмом», соскальзывает на пути, для коммунизма не только не опасные, но не редко и прямо выгодные и полезные.

Еще не так давно свободный мир считал большевизм — коммунизм «специ­фической русской болезнью», не делая никакой разницы между большевизмом и коммунизмом, как это делают теперь разные «специалисты», самоуверенно — успокоительно заявлял, что «он для нас не опасен».

Эмиграция же, полностью разделяя точку зрения, что большевизм и ком­мунизм одно и тоже, не считала его «специфической русской болезнью», не верила тому, что он для свободного мира «не опасен» и настойчиво преду­преждала о грозящей опасности.

Но… . человек всегда охотнее верит в то, во что хочет верить, а по­тому свободный мир оставался и глух и нем к предостерегающему голосу эми­грации, в агрессию коммунизма не верил и о ней старался даже и не думать.

И только события в Польше, Чехословакии, Румынии, Китае, когда захват их коммунизмом стал печальным фактом/который легко можно было предотвра­тить/, заставил свободный мир насторожиться и более внимательно отнестись к тому, что происходит за железным занавесом. Но, к сожалению, не ко мне­нию эмиграции.

Угроза стала слишком конкретной, чтобы от неё можно было отмахи­ваться, а потому и появился повышенный интерес к совершенно очевидному распространению этой «специфической русской болезни» на вовсе нерусские народы и начали искать причины это распространения.

С мнением же эмиграции, как сказано, не особенно считались, не до­веряя её объективности.

Об этом нам, эмигрантам, конечно, надо сожалеть, но обвинять за это свободный мир трудно. Надо понять, что он имел известные основания и психологические предпосылки для того, чтобы брать под сомнения выска­зывания и советы эмиграции.

Не нужно забывать, что Россия в 1917 году предала союзников, одно­сторонне выйдя из войны. В причинах этого выхода американцы слабо разби­раются. Факт же выхода, благодаря которому война затянулась и потребовала лишние жертвы, помнят хорошо и, конечно, это особенных симпатий к России не вызывает. А о том, что войну фактически прекратили не большевики, а их противники, услужливо напоминает большевистская пропаганда, объясняя, что Брестским миром, за который обвиняют большевиков, было оформлено то, что сделано их предшественниками и большевики никакой ответственности нести за это не могут, ибо получили от своих предшественников уже разло­жившуюся и небоеспособную армию/по чьей вине, конечно, не говорится/.

А вот, когда, в последнюю войну, большевики были союзниками амери­канцев, то боролись до победного конца и из войны не вышли. Так говорит

большевистская пропаганда и несомненно оказывает известное влияние на рядовых американцев, в смысле симпатий к «верному союзнику» — большеви­кам и тем самым затрудняет всякую антикоммунистическую деятельность.

С другой стороны, многолетняя пропаганда во всём мире против само­державного режима в дореволюционной России, в которой выпячивались и раздувались его отрицательные стороны, которых было не мало, и совершенно замалчивались стороны положительные, которых было много, создала пред­ставление о России, как о стране бесправия, еврейских погромов, распутиновщины, самоволия и страшных контрастов роскоши и нищеты. Такая картина конечно, особенных симпатий к добольшенистской России во всём мире выз­вать не могла. А если к этому прибавить, что известные круги совместно с большевистской пропагандой представляют борьбу с большевиками, как борьбу за восстановление добольшевистской России, то понятно, насколько тяже­ло сделать эту борьбу популярной в широких кругах свободного мира.

С третьей стороны, значительная часть новой и старой эмиграции, с формальной стороны, есть коллаборанты с немцами во время последней войны Разбираться в причинах этого «коллаборантства» свободный мир начинает только в последнее время, да и то медленно и неуверенно и совершенно ес­тественно, что к высказываниям и советам вчерашних «коллаборантов» относится и относился с большой долей недоверия и настороженности, забывая в то же время, что в настоящей борьбе с большевизмом он — свободный мир сам сотрудничает также с немцами.

С четвертой стороны, наконец, весь мир всегда с тревогой и недове­рием смотрел на огромное государство Россию — СССР, видя в нём потенциаль­ного противника военного и конкурента экономического.

Перспектива видеть Россию слабой, а, еще лучше, её расчленение и исчезновение как великой державы, очень соблазнительна для всего свобод­ного мира, чтобы не иметь много сторонников, как среди рядовых граждан, так и среди руководителей его политики.

Попробуйте перенестись в положение тех людей, на долю которых выпало искать способов с неизвестной, но определенной опасностью, идущей из России — СССР, учесть все, приведенные выше, факторы — и станет понятным, почему точка зрения свободного мира на разрешение так называемого «рус­ского вопроса», так расходится с точкой зрения общероссийской эмиграции, которая твердо стоит на позициях единства своей многоплемённой и много­национальной, но общей родины, категорически утверждает, что коммунизм — большевизм/между которыми она не делает разницы/ не есть «специфическая русская болезнь», а мировое зло, одинаково присущее всем народам, и что никакого угнетения народом русским других народов в СССР нет.

Это обстоятельство/различие точек зрения/ учла большевистская про­паганда и тонко ведёт свою работу по недопущению какого — либо подлинного сотрудничества эмиграции и свободного мира.

Теория, что «большевизм есть замаскированный русский империализм», утверждение, что русский народ держит в порабощении все народы СССР, которые де стремятся от этого порабощения избавиться, высказывания, что пар­тия и правительство в СССР не одно и тоже, а борющиеся между собою силы, рассказы о том, что в СССР «марксизмом и не пахнет» — всё это препятствует подлинному сотрудничеству эмиграции и свободного мира и является во­дой на большевистскую мельницу, ибо этими «теориями» подтверждается оши­бочная установка свободного мира в «русском вопросе» и лживая пропаганда сепаратистов и тем делается очень трудным сотрудничество эмиграции с ан­тикоммунистическими силами свободного мира, чего большевики боятся боль­ше всего на свете.

К сожалению, приходится констатировать, что высказывание этих «те­орий» не является привилегией большевистской агентуры, попутчиков и самостийников, да малоосведомленных политиков свободного мира.

Грешны и некоторые общероссийские эмигрантские группировки в, если не полном, то частичном подтверждении этих «теорий», что, конечно, только укрепляет свободный мир в его уверенности, что выбранная им в «русском вопросе» линия правильна.

Можем ли мы, учтя всё вышеизложенное, обвинять во всём американ­цев? Не следует ли нам объективно и критически посмотреть и на самих себя?

У Толстого есть хорошее выражение: «ложь молчанием», которую он счи­тает одним из худших видов лжи.