ДОБРОВОЛЕЦ

В Страстную субботу 22-го апреля 1918 года, вечером, началась наша атака Ростова. Мы заняли вокзал и привокзальные улицы. На вокзале, где от взрывов гремело железо, лопались стекла и ржали лошади, был убит пу­лей на перроне доблестный начальник штаба нашего отряда ген. штаба пол­ковник Войналович. Он первый со 2-м конным полком атаковал вокзал. За ним подошла на вокзал наша вторая офицерская рота. Большевики толпами потекли на Батайск и Нахичевань.

Ночь была безветренная, теплая, прекрасная — воистину Святая ночь. Одна полурота осталась на вокзале, а с другой я дошел по ночным улицам до ростовского кафедрального собора. В теыноте сухо рассыпалась редкая ружейная стрельба. На улицах встречались горожане богомольцы, шедшие к заутрене. С полуротой я подошел к собору; он смутно пылал изнутри огня­ми. Выслав вперед разведку, я с несколькими офицерами вошел в собор.

Нас обдало теплотой огней и дыхания, живой теплотой огромной толпы молящихся. Все лица были освещены снизу, таинственно и чисто, свечами.

Впереди качались, сияя, серебреные хоругви: крестный ход только что вернулся. С амвона архиерей в белых ризах возгласил: «Христос Воскресе»!

Молящиеся невнятно и дружно выдохнули: -Во истину…

Мы были так рады, что вместо боя застали в Ростове Светлую Заутре­ню, что начали осторожно пробираться вперед, чтобы похристосоваться с владыкой. А на нас, сквозь огни свечей, смотрели темные глаза, округ­ленные от изумления, даже от ужаса. С недоверием смотрели на наши офи­церские погоны, на наши гимнастерки. Никто не знал кто мы. Мы сказали, что белые, что в Ростове Дроздовский. Темные глаза точно бы потеплели, нам поверили, с нами начали христосоваться.

Я вышел из собора на паперть. Какая ночь, святая тишина. Но вот загремел, сотрясая воздух, пушечный гром. Со стороны Батайска стреляет бронепоезд красных. Каким странным показался мне в эту ночь гул пушечно­го огня, находящий шум снарядов.

От собора я с полуротой вернулся на вокзал. По улице, над которой гремел пушечный огонь, шли от заутрени люди. Они несли горящие свечи, заслоняя их рукой от дуновения воздуха. Легкими огоньками освещало вни­мательные глаза.

На вокзале, куда мы пришли, в зале первого класса теперь тоже теп­лились церковные свечи, и от их огней все стало смутно и нежно. Ростов­цы пришли нас поздравлять на вокзал. Здесь были пожилые люди, были де­вушки в белых платьях, только что от заутрени, дети, молодежь. Нам на­несли в узелках куличей и пасок. На некоторых куличах горели тоненькие церковные свечи. Обдавая весенним свежим воздухом, с нами христосовались Все говорили тихо. В мерцании огней все это было как сон. Тут же, на вокзале, к нам записывались добровольцы, и рота наша росла с каждой минутой.

В два часа ночи на вокзал приехал Дроздовский. Его обступили, с ним христосовались. Его сухощавую фигуру, среди легких огней, и тонкое лицо в отблескивающем пенснэ, я тоже помню, как во сне. И как во сне, необы­чайном и нежном, подошла к нему маленькая девочка. На худеньких ручках она подала Дроздовскому узелок, кажется с куличем, и внезапно, легким детским голосом, замирающим в тишине, стала говорить нашему командиру стихи. Я видел, как дрогнуло пенснэ Дроздовского, как он побледнел. Он был растроган. Он поднял ребенка на руки, целуя маленькие руки.

Уже светало, когда вокзал опустел от горожан. А на самом рассвете большевики подтянули подкрепления из Новочеркасска. В те мгновения боя, когда мы несли тяжелые потери, к Дроздовскому прискакали немецкие кава­леристы. Это были офицеры германского уланского полка, на рассвете подо­шедшего к Ростову. Германцы предложили свою помощь. Дроздовский поблаго­дарил их, но помощь принять отказался.

Мы стали отходить на армянское село Мокрый Чалтырь. На поле, у до­роги мы встретили германских улан. Все они были на буланых конях, в се­ром, и каски в серых чехлах, у всех желтые сапоги. Их полк стоял в ко­лоннах. Ветер трепал уланские значки.

Когда мы с нашими ранеными проходили мимо, раздались короткие ко­манды, слегка поволновались кони, перелязгнуло, сверкнуло оружие, и гер­манский уланский полк отдал русским добровольцам воинскую честь. Мы так­же скомандовали «смирно». Тогда мы поняли, что война с Германией окон­чена. В этот же день до нас дошли слухи, что в Новочеркасске идет бой между красными и восставшими казаками. Полк выступил на Новочеркасск.

Когда мы внезапно показались под городом, он был уже почти остав­лен восставшими донцами, державшимися только на окраинах. Красные насту­пали. На наступающих двинулась  наша кавалерия, бронеавтомобиль и конно-горная батарея.